С первого же дня в теткином доме жизнь Вари превратилась в сказочный сон. С раннего утра тетушка, взяв в помощницы итальянку-горничную, колдовала над Варей. На нее мерялись бесчисленные платья, что-то ушивалось, подгонялось. Затем ее отправили в баню и на несколько часов отдала в руки итальянке, занявшейся Вариными волосами. Потом долго наряжали и напоследок все та же искусница-горничная бережно, едва-едва коснулась ее бровей сурьмой. Лишь тогда Варе разрешили смотреть. Боярышня глянула в зеркало и изумленно ахнула, не узнавая себя в представшей перед ней прекрасной незнакомке. Нет, нет, у нее, воспитанной в суровых традициях старины не могло быть ни этих белоснежных обнаженных плеч, выступающих из пены кружев, ни взбитых волос, открывающих длинную стройную шею, ни высокой груди, обтянутой тугим корсажем. И все же то была она, она сама. Варя вглядывалась в свое отражение, потрясенная неожиданным открытием. Да ведь она красива! Гораздо красивее и княгини Кобринской, и Амелии Хендриксон, и любой из виденных ею в Петербурге дам. Вовсе не ей следует пытаться стать такой как петербургские модницы, а им надобно равняться с боярышней Опорьевой! Варя чувствовала как легкая, пьянящая радость заполняет все ее существо, изгоняя боль, обиду, сомнения.
Целую неделю, забыв про все и всех, Варя парила на крыльях обретенной уверенности в себе. Обнаружив собственную привлекательность, она с жадностью погрузилась в изучение секретов красоты, постигая священную для каждой женщины науку превращения в богиню. Единственное огорчение в эти безмятежные дни ей причинили княгинины туфли, оказавшиеся слишком большими для маленькой ножки боярышни. Из-за них уроки танцев пришлось отложить до того момента как Варе сошьют новые туфельки.
Однако когда первый восторг несколько поутих, Наталья Андреевна вновь стала замечать признаки грусти и тревоги на личике племянницы. Обе женщины находились в небольшой гардеробной, примыкавшей к постельной княгини. Только что их покинула госпожа де Фурне, французская изгнанница, с радостью согласившаяся стать учительницей и компаньонкой Варвары. Сейчас Палашка помогала хозяйке переодеться в домашнее платье. Рыжая нашла Варю на второй день ее побега из родительского дома, была срочно возведена в ранг личной горничной боярышни и отдана в обучение к княгининой итальянке.
Наталья Андреевна внимательно всмотрелась в племянницу:
- Ты чем-то расстроена, дитятко?
- Нет, нет, тетушка, я всем довольна!
- Ну, ну, оставь эти глупости, я же вижу. Говори, что у тебя на сердце?
Варя села, грустно-вопросительно поглядела на тетку:
- Тетушка, а домой я больше не вернусь? Они меня совсем не ищут, не желают знать, что со мной сталось?
Княгиня присела рядом, погладила девушку по голове:
- Не думай о родных хуже, чем они того заслуживают. Они знают, где ты, еще в первый день я уведомила братца, что ты поживешь у меня.
- Он не звал меня обратно, не хотел видеть?
- Твой отец не такой как другие прочие бездельники, он занят важными и полезными державе делами и им отдает всю душу. К тому же ты долго жила вдали от него, он еще не обвыкся. Ты должна понять его и простить, - Наталья Андреевна вздохнула, - Таков бабский удел - понимать и прощать. А домой тебя очень скоро позовут.
- Почему вы так думаете, тетушка?
- Потому что к хорошему человек привыкает быстро, а вот обратно к плохому для него вернуться - мука мученическая , - в ответ на недоуменный взгляд Вари, она пояснила. - Три дня твое семейство сидело вовсе не евши, дворня после твоей выучки не осмеливалась по каморам шнырять, а тебя не было, чтобы распорядиться. Потом матушка твоя спохватилась и распорядилась, только уж по-своему. Прошлась по подклетям, выгребла все, что за эти дни подпортилось и отправила на поварню стряпухам, чтоб, значит, добро не пропало. А тут как на грех государь к вам в дом по-свойски пожаловал, велел себя обедом кормить, все тот пир вспоминал, что ты в прошлый раз устроила, говорил, что хочет поесть вкусно. Петр Алексеевич откушал, а что дальше было, ты и сама сообразишь. Государь злится, а Никиту с Алешкой даже царский гнев не страшит, так им животы схватило. Через скорбь живота твоему батюшке в разум прояснение вошло, заметил он, что как дочь в доме, так порядок в доме, как дочь из дому, так и порядок вместе с ней. Вчера повстречал моего Иван Федоровича, звал к себе наливочек испить, а дядюшка твой, не будь дурень, ему и говорит: "Какие у тебя, Никита Андреевич, наливочки, коли Варя твоя уже почитай неделю у нас живет! Сами себя они, что ли, спроворят?" Так что жди, еще с недельку батюшка гонор подержит, а там и явится за тобой.