- В чем же я виноват, Иван Федорович, - боярин и сам не заметил как стал оправдываться, - Я ведь не думал и не гадал, что так обернется.
- В том и виноват, что не думал! Ты отец, тебе и соображать! В общем, кругом ты не прав, боярин!
- Что ж вы при детях моих меня срамите, власть мою родительскую колеблете!
- Не мы, ты сам свою власть поколебал, когда долг отца перед дочерью позабыл, - вновь встряла Наталья Андреевна, - Вот что, братец, коли хочешь чтобы дочь к тебе вернулась, обещай крепко, да побожись, что выполнишь ее условия, а не то не отпущу ее, будет с нами жить. Ты очами на меня не сверкай и не грозись, мне ты не указ. Коли родительской волей попытаешься ее из нашего дома забрать, я к Петру Алексеевичу пойду, посмотрим, кого он выслушает. Ты у него после того обеда, что без Вари готовился, не в великом фаворе!
Никита Андреевич зло пыхтел, но понимая, что крыть нечем и если он вновь хочет заполучить хозяйку в дом, надо соглашаться, махнул рукой:
- Ин ладно, Господь с вами, говорите, чего вы там удумали!
- По первому делу, - обрадовано зачастила княгиня, - чтобы все хозяйство и весь припас и ключи ты открыто Варваре передал и власть над дворней ей вручил. Здесь, и в Москве, и в вотчинах чтобы все знали, что она полноправная хозяйка. Тогда она будет дом вести и будет у вас все ладно.
- Хозяйкой хочет стать!? А мать как же!? Нет, на это я согласиться не могу! У каждого в доме свое место и на чужое зарится нечего. Супруга, а не дочь в доме хозяйка, ей дом вести, припасы делать, дворнею командовать.
- Тогда пусть Прасковья это и делает, а Варя более не станет у матушки за спиной, тайком да в вечном страхе трудиться, чтобы чистоту соблюсти, тебя с сыном накормить, гостей принять. Со мной поживет, мне поможет, я ее работу хоть замечать и ценить буду.
- Да как же я Прасковье скажу, что она более не хозяйка?
- А ты не говори ничего, она и не заметит, - подсказала Наталья Андреевна.
Никита Андреевич вспомнил вкуснейшую кулебяку, что ел когда дочь была дома, вспомнил столь плачевно закончившийся недавний визит царя, взглянул в молящие глаза измученного сына и согласился.
- Ладно, пусть будет как вы хотите! Ну, теперь-то можно домой ехать!?
- Погоди, братец, это еще только первое условие было, есть и второе, - остановила его княгиня, - Второе условие таково: чтобы ты дочери учителей нанял: танцы, языки, европейское обхождение изучать, и дозволил ей, как всем девицам благородного сословия, в ассамблеях являться, танцевать, с кавалерами беседовать. Чтобы ее этим не попрекал, препятствий не чинил, а напротив, потребными нарядами ее обеспечил, и не по Прасковьиному вкусу, а какие Варя сама выберет.
Физиономия боярина Опорьева стала багровой от прилива крови, он сорвался на крик:
- Ты что, сестра, шутки со мной вздумала шутить! Чтобы я, столбовой боярин, по прихоти девчонки честь родовую на поругание отдал, чтобы позволил дочери заголится и в таком виде пред всем честным народам предстать. Чтобы боярышню Опорьеву на богопротивных плясках кто попало хватал, прилюдно тискал! Лучше я ее своими руками убью! Не принесет она такого разврата в мой дом!
Губы княгини горестно задрожали:
- Вот, дожила! - в ее голосе явственно слышались слезы, - Собственный брат меня позорит, в разврате обвиняет. Где же твой стыд, Никита, как ты можешь о родной сестре, да еще в доме ее мужа такую напраслину говорить!
- Ты-то тут причем? - сбитый ее словами с патетического тона, Никита Андреевич удивленно воззрился на сестру.