- Не боишься, что твои клочки вместе с обломками орудия будем по всем окрестностям собирать?
- Ваше величество, эти пушки сделаны на моем заводе, я их знаю, ничего дурного быть не может, - Джеймс старательно цеплялся за возможность убраться подальше от царя, уж больно невыносимо было наблюдать как рука Петра нежно поддерживала, а порой и поглаживала округлый локоток Вари.
- Пожалуй, надежа-государь, и я с ним пойду, - степенно заявил Никита Андреевич. - Вдруг подсобить чего надо будет.
- И я с вами, батюшка, - тут же влез Алешка, боярин кивнул, разрешая.
- Ну тогда и я с вами, - Варя решительно освободилась от царской руки, подобрала юбку и шагнула с холма. На окрик отца: "Куда, оглашенная, без тебя что ли не обойдемся!", она только презрительно повела плечиком и фыркнула:
- Идти, так уж всем. Вы, батюшка, этому Фентону верите, а я вам верю, я бы и на саму пушку усесться не побоялась, так ее вона как дергает, сразу вверх ногами полечу.
Царя дерзкое поведение красавицы развеселило. Он развернулся ко Льву Кирилловичу, испуганно втянувшему голову в плечи:
- Ну, что скажешь, дядюшка? - Лев Кириллович только нервно повел шеей. - Молчишь? Видать, своему интересанту не больно доверяешь. Пойдешь к пушкам?
- Коли велишь, так и пойду.
- Ан велю, не сумлевайся. А ты что же, герр Кропф? Супротивник твой голову в заклад ставит, вон еще трое с ним не бояться, а ты за спинами хоронишься. Изволь и ты за качество литья животом ответить, ступай к своим орудиям. Кто живой останется, у того товар и возьму, - царь и вся его компания дружно захохотали.
Варя легко побежала вниз, ошарашенный таким оборотом событий Джеймс в два широких шага догнал ее и, уже не обращая ни на кого внимания, крепко ухватил за руку.
- Барбара, вы с ума сошли, немедленно вернитесь!
- Сударь, вы может не приметили, но здесь мой отец есть, он мне приказывает, а вы ни при чем.
- Барбара, не ведите себя как глупая девчонка, опомнитесь! Пушки везли издалека, холод, вода, может быть всякая случайность, чем черт не шутит, когда Бог спит.
- Батюшка вам доверяет, а вы доверия не стоите, вы меня, его дочь, позорите, даже сейчас, на людях, - она высвободилась. - Так хоть в деле его не подведите, позаботьтесь, чтобы и черт не шутил, и Бог не спал.
Она решительно зашагала к пушкам. Кипящий яростью Джеймс поплелся следом. Он уже не замечал, как отец и сын Опорьевы устроились возле лафета, как пушкари, ободренные их присутствием, начали готовиться к следующему выстрелу. Он только судорожно прикидывал, возможна ли катастрофа. Он прекрасно знал, что та порция пороха, которую заряжал бомбардир, никак не могла повредить его орудиям, и если бы не Варвара, даже и не подумал бы волноваться. Но присутствие хрупкой девушки возле грохочущего чудовища приводило его в ужас. Мало ли какое случайное повреждение, и им всем конец, а эта дуреха у самой пушки вертится, скоро вообще в жерло залезет, ею стрелять будут!
Джеймса трясло от смеси раздражения и испуга, задорная улыбочка Варвары бесила чрезвычайно и в то же время страх, тягучий, липкий, мучительный, каким бывает только страх за другого, выворачивал душу. Впервые ужас заставил его потерять голову, перестать осознавать окружающее. Краем сознания Джеймс следил, как пушкари продолжали увеличивать дозу пороха, пока что ничего угрожающего не было, литье пушек вполне выдерживало возрастающий напор пороховых газов. В то же время мысли Фентона отчаянно метались, изыскивая способ вывести из под вероятной опасности упрямую ослицу в образе женщины. Обычно изобретательному сэру Джеймсу на сей раз ничего, кроме грубой силы на ум не приходило. Наконец, измотанный жуткими картинами растерзанного взрывом девичьего тела, которые услужливое воображение подбрасывало ему с каждым пушечным ударом, он, позабыв о приличиях и возможных зрителях, сгреб Варвару в охапку, намереваясь просто-напросто выкинуть ее куда подальше из гремящего и пахнущего порохом ада. Возмущенная Варя дернулась было, но устрашенная выражением его лица, затихла.
Однако порыв Джеймса оказался не только не нужным, но и, к счастью, никем не замеченным. Пока обезумивший от тревоги Джеймс света белого не видел, события у соперничающей батареи развивались своим чередом. Унылая фигура посланного к пушкарям Кропфа маячила за спинами бомбардиров. Он старался как можно незаметнее отодвинуться подальше от пушки или, на худой конец, прикрыться грузным Львом Кирилловичем. Отойти от орудий совсем он все же не осмеливался. Когда очередной пороховой заряд забивался в жерло, беднягу перекашивало, будто этот заряд пихали ему в глотку. Он делал судорожные движения руками, словно пытаясь отгрести обратно хоть часть пороха, хоть немного уменьшить закладку. С каждым выстрелом немец все больше бледнел. Пушкари, видя его страх, сами пугались все сильнее, уже с откровенным ужасом взирая на орудия. Жуткая атмосфера ожидаемой гибели нависла над батареей. Спокойней всех был боярин Нарышкин, но и он ощущал продиравшую до костей тревогу.