- Не знаю, дитя, будет ли здесь город, но пока что в глухом лесу проехать проще. Веришь ли, моя карета намертво завязла в грязи прямо напротив Адмиралтейства. Спасибо любезному офицеру, что командует там строительством, он отрядил работников и нас вытащили, - Княгиня раздраженно обмахнулась веером, перевела дух и спросила, - Где братец?
- Ежели вы про батюшку, так он с утра на верфь ушел, а ежели про Алешу, он в полку уже второй день.
- В кабаке он второй день, не вылезал оттуда еще. А где твоя матушка?
- В церковь пошла.
- Вот и хорошо, - Наталья Андреевна явно повеселела, - Можно поговорить спокойно. Ты царев-то приказ помнишь?
- Какой приказ, тетушка?
- А такой, чтобы быть тебе на ближайшей ассамблее. Ну, кто тебя танцам учить? Что глядишь так испуганно? Твой родитель позабыл, али надеется, что царь позабудет? Так напрасны сии надежды!
- Тетушка, да что вы такое говорите! Какая ассамблея, батюшка никогда не дозволит, я и сама не пойду позориться.
Княгиня гневно прихлопнула ладонью по рундуку:
- Уж это, моя милая, не тебе решать, и даже не твоим отцу с матерью. Приказов своих Петр Алексеевич не забывает и обратно не берет. Пойдешь без разговоров!
Варя прижалась к тетке:
- Батюшка мне ни в жизнь не простит, коли я там появлюсь, и матушка говорит, что ассамблеи - вертеп диавольский.
- Родители твои, видать, из ума выжили, прости Господи, не след такие слова при дочери говорить. Из-за глупостей своих весь род загубить хотят!? Повторяю тебе вдругорядь, чтобы ты сама и семейство твое не удумало, а тебе в ассамблее быть! Добром не пойдешь, силой поволокут.
Варя испуганно взмолилась:
- Тетушка, миленькая, вы же такая разумница, придумайте, как мне этого страха избегнуть и батюшку не прогневить.
- Я сюда не затем приехала, чтобы помочь тебе царскую волю порушить, а затем, чтобы помочь ее исполнить. Несложно ведь догадаться, что братец мой ничего не сделал, чтоб тебя подготовить. Пойми, детка, нельзя тебе от ассамблеи уклониться, не простит царь. Ты только не бойся, я ведь изрядно постарше тебя буду, а европейское обхождение освоила, а тебе, девице юной, и вовсе сам Бог велел. Поедем завтра ко мне и я уж постараюсь, чтобы не было с тобой конфуза вроде давешнего. Наряд тебе из моих подберем, кое-какие танцы покажу, заодно у меня завтра гости, посмотришь как себя на людях вести.
Варя решительно покачала головой:
- Воля ваша, тетушка, ничего такого я делать не стану. Еще как я сюда приехала, батюшка говаривал про бесстыдниц, что честь позабывши, с вовсе чужими мужчинами выплясывают. Он тогда ясно сказал, что политесная наука есть грех и поношение роду, и чтобы я не то что учиться, даже смотреть на такое не смела. Я, тетушка, против родительского слова не пойду.
Тетка раздосадовано поднялась:
- Ох, дитя неразумное, только ведь хуже делаешь. Ин ладно, коли учиться тебе не позволено, так к родной тетке в гости ходить никто не запрещал. Завтра к вечеру пришлю за тобой карету. И не спорь более, не то рассержусь.
- А если батюшка узнает и разгневается?
- От кого же он узнает? Уж не тебя ли саму спросит? Когда он в последний раз-то вспоминал, что у него дочь есть?
Варя низко опустила голову, на глазах ее заблестели слезы:
- Дитятко, дитятко, всем ты хороша. И дочь почтительная, покорная, и богобоязненна, и хозяйка отменная. К тому же умна и собой не дурна, тебя приодеть, так все кавалеры за тобой бы только и бегали. Одна беда: никто сих достоинств не видит и не ценит, воистину, имеют сокровище и бросают его в грязь. - Тетка ласково погладила склоненную золотую головку. - Но ты не печалься, мы с князем о тебе позаботимся, кроме тебя ведь у нас и нет никого. - Как всегда упоминание о собственной бездетности причинили княгине боль, но один взгляд на хрупкую племянницу, так нуждавшуюся в ее заботе и защите, прогнал с сердца Натальи Андреевны привычную тяжесть. Она поднялась, погладила Варю по нежной щечке, - К завтрашнему вечеру будь готова, - Уже выходя, тетушка добавила, - Забыла сказать, среди моих гостей и иноземцы будут, поглядишь как твоих лет девы бойко с ними на иностранных языках болтают, может и самой все же захочется чему-нито поучиться.
Варя открыла было рот, чтобы ответить тетке и хоть тут порадовать ее, но та, подхватив юбки, уже стремительно сбегала по узкой крутой лестнице и не слышала племянницы. Может и хорошо, может лучше тетушке и не знать, что Варе нечему особо учиться у ее гостий. Так уж сложилось, что старый боярин, отец Никиты Андреевича, за участие в войне с Польшей и Швецией получил от царя Алексея Михайловича изрядное имение под Киевом. Варя, все детство бывшая под опекой вдовой бабушки, провела вместе с ней не один год в украинской вотчине Опорьевых. От услужающих холопок она переняла язык польский и местный русинский. Немка-полонянка, за аккуратность и любовь к порядку пожалованная должностью няньки при боярышне, шутя обучила ее немецкому. Со своим сердечным другом, тоже пленником, но из Свейской земли, нянька говорила на его родном наречии и Варя сама не заметила, когда выучила шведский. Заради бережения от всякой опасности к маленькой госпоже был приставлен крещенный татарин Махмуд-Петро, с которым Варя болтала по татарски. Свою руку к Вариному обучению приложил и отец Георгий. Бывший славный студиозус Киевской коллегии смертельно скучал вдали от городов и спасался от тоски штофом казенной водки и обучением "панськой дитини" грамматике, арифметике и даже начаткам латыни по затрепанному томику Вергилия.