Я кивнула. Острая боль пронзила сердце. Наверное, мне следовало просто отдать ему свое одеяло. В конце концов, в Сан-Франциско не так уж и холодно. Это не убило бы меня, зато тридцатку можно было бы отложить на лекарство.
Тридцать баксов – из четырехсот пятидесяти. Именно столько стоит сыворотка.
– Как тебе эта онлайн-школа? Лучше, чем прошлая? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.
– Немного. Но все равно они малость тормозят.
– Или просто ты слишком сообразительный.
Он ухмыльнулся и пожал плечами.
– Значит, теперь вы изучаете деревья? – Я пошарила в холодильнике, выбирая то из еды, что вот-вот испортится. Не такой уж я великий кулинар – зато человек творческий. Дайте мне несколько продуктов и, какими бы странными они ни были, я сварганю из них ужин. Я училась у лучших и у меня была куча практики.
– Да. Сперва деревья, потом океан.
– А ты продолжаешь заниматься историей?
Он уперся локтями в стол, и улыбка его погасла:
– Я не отстаю, но…
– Ты должен продолжать.
– Почему? Она в основном касается чеширов.
– Не следует употреблять данное слово. Это невежливо.
– Ладно, неважно, но вся эта чушь в книгах – о них. Маги вышли на свет лишь сто лет назад, хотя существуем мы столько же, сколько и люди. Почему же я не могу почитать нашу историю?
– Можешь. И должен. Но тебе нужно знать и ту и другую, помнишь?
– В магических школах не преподают людскую историю…
– Еще как преподают.
– Только в старших классах, да и то самое необходимое.
– Потому что они – спесивые ушлепки. Тебе нужно досконально разбираться в нашем мире, Мордекай. А его понимание включает в себя и человеческую историю.
Он разочарованно вздохнул:
– Лааадно.
Возможно, он и самый милый ребенок на планете, но все-таки он подросток. Я лично уже не помню, как долго длится пубертат, но, очевидно, пятнадцать – еще не предел. Жаль.
– Что у нас на ужин? – спросил он, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула.
– Понятия не имею. Просто рассматриваю все эти вкуснейшие ингредиенты.
– Твоя гримаса говорит о том, что ты лжешь.
А то я не знаю. Я вообще не большой поклонник овощей, но половину из того, что лежало передо мной, я просто ненавидела. Того, кто вывел брюссельскую капусту, следовало бы расстрелять.
Но нищим выбирать не приходится. Уна из магазина «Все от природы», не-магическая обитательница нашей «щели», обустроившая себе вполне пристойную жизнь, любезно снабжает меня некоторыми продуктами и другими предметами первой необходимости. Это куда лучше, чем голодать.
– Нарезать что-нибудь? – Мордекай выпростал руки из-под одеяла, которым обмотал плечи.
– Да, – я вытащила из нижнего ящика несколько картошек. – Займись этим, ладно?
Передняя дверь хлопнула так, что задребезжали стекла.
– Этой скотине лучше вернуть мои деньги!
– Дейзи дома, – пробормотал Мордекай, потянувшись за овощечисткой.
– Господи. Что это с ней?
Я принесла разделочную доску, овощечистку и нож, и в этот момент мимо пронеслась крошка-Дейзи со сжатыми кулаками.
– Скотина, очевидно, должна ей денег, и она хочет их получить, – «объяснил» Мордекай.
Я сурово зыркнула на него:
– А ну-ка без брани.
– Ты сама все время бранишься.
– Это потому, что я взрослая грубиянка – и владелица крыши над твоей головой. Делай, как я говорю, не делай, как я. – Я выглянула из кухни в короткий коридор, ведущий к двум спальням. – Дейзи?
Дейзи вновь появилась в дверях их общей с Мордекаем комнаты – и шагнула ко мне с блокнотом в руках. Красные пятна покрывали ее фарфоровое кукольное личико. На вид она была милейшим ребенком – но являлась при этом весьма яркой личностью.
– Мне нужен твой телефон, Лекси. У меня все разряжено.
Она остановилась передо мной, требовательно протянув руку.
Я не шевельнулась, пристально глядя на нее.
Она театрально вздохнула:
– Что?
– Что ты хочешь сказать этим своим «что»?
Развивать тему я не стала. Она, как и Мордекай, пребывает в гормональном аду. В самом пекле. Четырнадцать конфликтовали в ней с пятьюдесятью, а те – с девятью. Она воевала с собственным телом и собственной женственностью. Не-маг, она оказалась втянута в систему еще малышкой, когда ее мать умерла от передозировки героина. Перескакивая из одной приемной семьи в другую с остановками в детских домах, она подвергалась унижениям и избиениям, ее игнорировали и о ней забывали – пока в десять лет она не сбежала.
Я наткнулась на нее, когда она предлагала себя бездомному парню, обитающему в коробке, в обмен на еду и место для ночлега. Ей было десять. Голод толкает человека на крайности.