Но прежде, чем Киран сделал выбор, в машину ворвался соленый океанский бриз, разбередив его чувства. Ощущения и запах напомнили ему о доме. О славных временах, об охоте и рыбалке, о скачках верхом по зеленым полям Ирландии. Но почти сразу тоска, преследующая его столько лет, одержала верх. Тоска – и острая боль потери, напоминающая о смерти матери шесть месяцев назад.
Непрошеные образы заполонили сознание – родное иссохшее лицо, наполненные болью глаза, истаявшее чуть ли не до прозрачности тело.
Она пожертвовала собой ради него. Позволила ему чувствовать себя свободным, жить полной жизнью – а сама страдала, запертая в адской клетке. Той, которая в конце концов убила ее.
Волна вины – жгучей, острой вины – окатила его. Он стиснул зубы.
Нет. Это неправда.
Надо помнить, кто виноват на самом деле. Его отец. Это он, по сути своей, похитил ее, заставил жить вполсилы. Украл ее жизненные силы и, медленно, но верно – само желание жить. Валенс убил ее. Медленно. Болезненно.
Пальцы охваченного яростью Кирана стиснули руль.
Нога чуть отжала тормоз. Если он собьет сейчас эту женщину, это наверняка преподаст ей хороший урок – и, возможно, немного облегчит его жгучий гнев. Он собьет ее – и никто, черт возьми, ничего не сможет с этим сделать. Да, это незаконно, но Полубог выше обвинений. Отец просто отмахнется от инцидента. А не-магическое руководство будет только радо пойти навстречу – из-за места происшествия. Нога Кирана вновь вдавила в пол тормоз. Ему что, и впрямь хочется иметь дело с последствиями того, что отец узнает, где он был?
Именно в этот момент женщина, крепко сжимающая свой телефон, наконец-то подняла глаза.
Чужой яростный взгляд буквально вонзился в него, обжигая, проникая в самое нутро. Все волоски на теле встали дыбом; кожу, мышцы, кости, казалось, сдирали, точно оберточную бумагу, обнажая то, что скрывается в сердцевине, выставляя на обозрение саму душу.
Он никогда не испытывал ничего подобного. Мощь ее магии…
На него обрушилось восхищение. Невероятно, но он чувствовал себя уязвимым. Как будто она в любой момент могла вырвать из него жизненную силу и отшвырнуть ее прочь.
Сердце забилось чаще, в кровь выбросился адреналин. Киран едва сдерживался, чтобы не скосить глаза вниз, чтобы убедиться, что такой эффект на него произвела ее мощная, насыщенная магия, а не какой-нибудь там кол, проткнувший его физически.
Однако ощущение исчезло прежде, чем Киран успел пустить в ход свою магию, защищаясь. И на его место пришло новое – поползло по коже, щекоча, охватывая все тело. Утонченное, чувственное, горячее, возбуждающее – такого он тоже не испытывал прежде. Сильное, спокойное, прочное, как сама земля, и старое, как время. Это чувство… оно было лучше, чем секс. Полнее, чем близость. Ему досталась лишь капля, но Киран знал, что ощущение это должно вызывать отчаянное привыкание.
Он прищурился, разглядывая плохо сидящую одежду женщины и ее драные туфли. Нет, ни слишком большая рубашка, ни спортивный бюстгальтер, ни крысиное гнездо вместо прически не могли скрыть сексуальных форм – и красоты лица женщины. Хотя она, очевидно, старалась. Старалась выглядеть жалкой, обыденной – как все обитатели этой облезлой дыры.
Однако, обладая такой сильной и уникальной магией, она должна была пройти обучение еще в детстве. Да, в несчастливый для нее день ее чуть не переехал тот, кто мог оценить уровень ее магии без всяких приборов. Ее маскировка сорвана.
Остается выяснить, что она здесь делает и на кого работает…
Глава 3
Алексис
Вишневый «Феррари» с незаглушенным двигателем застыл в начале служебного проезда. Желтая эмблема с черным конем замерла в футе от моих ног. С водительского сиденья на меня пялился потрясающе красивый парень лет эдак под тридцать, с изогнутыми изящной дугой бровями и острыми скулами.
Прелестно – богатенький и, вероятно, важный тип, чьи родители, очень может быть, владеют одним из магазинов в этом комплексе. Он, наверное, огибал здание, чтобы уволить какого-нибудь курьера или что-то вроде этого. И теперь, верно, злится из-за того, что я встала на пути его жуть-как-важного бизнеса. Эти спесивые ублюдки считают, что солнце сияет из их задниц, а от таких, как я, мало толку. Он не примет никаких извинений за то, что кто-то заступил ему дорогу. Зато мою смерть он принял бы будьте-нате.