— Тадеус… я тебе дам справку с работы и характеристику, но на местной Arbeitsamt[31] не показывайся, там могут знать… лучше исчезни на некоторое время… — Он наклонился и начал что-то писать на бланке, потом дунул на бумагу, будто хотел высушить чернила… отдал мне бумагу… улыбнулся, вытер глаза платком, молча открыл боковой ящик стола, вытащил горсть шоколадных конфет «nur für Deutsche» и сунул мне в карман… опять покачал головой, словно чему-то удивляясь, протянул мне руку «ja, ja, Tadejus», отвернулся, как если бы хотел что-то скрыть… Я сказал: «Aufwidersehen, Herr Kanert, ich danke»[32] и вышел из кабинета господина Канерта… очень тихо закрыв за собою дверь. По дороге домой я присел в парке на лавочку около статуи св. Иоанна, съел шоколадную конфету, заглянул в бумагу, которую мне вручил господин Канерт… очень хорошая была характеристика: Тадеуш Р. — «прилежный, обязательный, достойный доверия работник»… и работодатель был им очень доволен. Внизу стояла круглая печать с «вороной»[33] и подпись господина Канерта. Много лет этот документ пролежал среди моих «важных бумаг», а потом пропал… Пустую бутылку из-под вишневки я выбросил в мусорную корзину… моя «карьера» служащего завершилась. Дома я выложил на стол конфеты и осторожно, чтобы никого не испугать, объяснил, что уеду на несколько недель в деревню и чтоб они вели себя поосторожней некоторое время… Дома была только мама со Стасем, который в то время работал в слесарной мастерской… Януш был далеко, отец жил и работал в Ченстохове. Я уехал — ну, не то чтобы уехал, просто отправился в деревню к Юзеку Сосинскому, мы с ним учились в гимназии. Это был мой самый близкий друг, мой Радек из «Сизифова труда»[34]. У Юзека я просидел две недели. Отец его был конюхом в поместье. Хата состояла из одной комнаты, с большой печью и плитой, на печи спал брат Юзека, хромой Ендрек, сестра и мать спали на кровати у стены… мы с Юзеком — в овине или на сеннике на полу… Все хозяйство занимало, кажется, два гектара… ни лошади, ни коровы или свиньи я не видел, несколько кур под предводительством петуха рылись в мусоре, бурьяне, мякине и песке… Юзеков отец надорвался, очищая от ила хозяйский пруд, где разводили рыбу… что-то там у него в крестце треснуло… ну и умер… даже завещания не оставил. Хоть семья была и небогатая, но жили дружно и любили друг друга, правда, никогда об этом не говорили. Что ели? Бог его знает. Было всегда немного водки — выдавали по карточкам… хлеб, пшенная каша, картошка, квашеная капуста… Иногда мы болтали с девчатами… была среди них одна очень красивая, Ягуся… у меня даже осталась фотография… сижу с Ягусей на краю канавы и обнимаю ее за плечи… У Ягуси глаза были, как две звезды… Юзек меня, однако, предостерегал, говорил, что у Ягуси есть парень, который мне «набьет морду»… или ножом продырявит… ну, я и отступился, у меня без того забот хватало. Юзек после войны закончил институт и даже преподавал в какой-то «высшей» школе (в Лодзи, в партийной? — не знаю), так или иначе, говорил, что был учителем Барчиковского[35]… и что «Барчиковский — порядочный мужик». У меня есть пара писем от Юзека с тех времен, когда он что-то там преподавал. Аковцы ставили ему в вину, что он был левый и партийный, но они и меня до сих пор в этом обвиняют, хоть я никогда не был ни в партии, ни в Армии Людовой[36] и в Управлении безопасности не служил… такие обо мне ходили сплетни в кругах «комбатантов», среди которых попадались все больше молодчики из Национальных вооруженных сил[37] и просто дураки… все меньше могут сказать настоящие аковцы и настоящие партизаны, за аковцев часто себя выдают энвээсовцы… которых «внедрили» в АК, и они во время оккупации распространяли анархию в рядах АК, вводили свои правила и часто проводили недостойные польского солдата акции, списывая это потом на счет АК. У аковцев было множество проблем с этими «перекрасившимися солдатами» Национальных вооруженных сил. Мы сидели в Юзековой хате… ели пшенную кашу и клецки, пили какой-то эрзац-чай, водку и самогон заедали луком и кислой капустой. Хуже обстояло дело с туалетом. Маленький тазик на пятерых… мылись мы перед домом, а остальное… об остальном умолчу… Уже после войны Юзек раз прислал мне связку сушеных грибов, а потом приглашал в Лодзь… но умер, и мы так и не встретились… Когда я заезжал к поручику Грозе (Ян Калета, учитель), последнему из моих оставшихся в живых командиров, он сказал, что ничего хорошего о Юзеке не говорят, потому как тот «полевел» и был связан с АЛ, а после войны с партией… Гроза написал мне из Лодзи, чтобы я к нему заглянул, потому что у него для меня Крест АК и удостоверение, присланное из Лондона[38] (и еще какая-то медаль). Я все равно собирался в Варшаву и по дороге навестил Грозу.
36
Подпольная военная организация, которой руководила Польская рабочая партия; создана в 1944 г.