Как только брат опустил руки, Белла с хохотом засадила ему ногой в пах. Макс едва успел подставить колено, чтобы защититься — тренировки с Аресом не пропали даром. Беллуся от боли зашипела ошпаренной кошкой, не удержала равновесие и грохнулась задницей на пол, выронив деньги. Измятые тысячные и пятисотенные купюры рассыпались лоскутьями романтических надежд брата.
Белка завизжала от обиды, а вид растерянных сокровищ привёл её в бешенство. Надо же, тихоня-братюня, этот слюнявый романтик оказался тем ещё козлом — прикидывался одуванчиком, а сам отбил её удар почти как заправский каратист. «Ублюдок, яйца ему оторву — пусть знает, кто в доме главный», мелькнуло в ядовитом сознании девушки. Она схватила брата за волосы и вцепилась так, словно это он её обокрал.
Наталья выругалась — можно было легко погасить ссору даже сейчас, разнять родных детей и объяснить, что она любит их одинаково. Но стравливать их было гораздо интереснее.
Это возбуждало её, заставляло чувствовать себя молодой, полной стервозных сил, змеиного яда и решительности.
К тому же, Белле нужна хорошая груша, чтобы научиться брать от жизни всё. Если она не сломает этого щенка, то как сможет охмурять настоящих самцов, выкачивая из них бабло?
Однако, к удивлению зрителей, сопляк изменился. Он не сдавался, не позволял себя загрызть морально и физически, в нём появился стержень. Это стало слишком опасно. Что он о себе возомнил, сучёныш?
Наталья не воспринимала сына как личность, считая именно его причиной всех неудач. Макс напоминал ей последнего мужа, поэтому на него она выплёскивала все комплексы, ненависть к мудакам с яйцами и зависть к более успешным женщинам.
Эти твари виноваты уже в том, что умели что-то создавать собственными руками, учились уважать других, вместо жестокого манипулирования.
Наталья видела в каждой личности вызов, стремясь раздавить, сожрать вместе с потрохами, чтобы почувствовать себя сильнее. Значимее.
Настала очередь сучонка.
Макс схватил Беллу за волосы, ловко заломил руку и придавил к полу, радуясь её беспомощному рычанию. Стерва расцарапала ему руки и щёку только за то, что он не прогнулся и не отдал собственные сбережения.
Он перестал сидеть у них с мамулей под задницей и заставит себя уважать, они больше не смогут издеваться над ним, потому что…
Голову обожгло таким огнём, что перед глазами всё померкло. Макс отлетел, ошарашено схватившись за лицо, на котором отпечаталась пятерня мамули — рука у Натальи была очень тяжёлой. Но раньше она никогда не опускалась до избиения.
— Ты что, щенок, оборзел? — её глаза налились кровью от вида хныкающей Белки. Когда она молотила кулаками и до крови царапала брата это вызывало дикое удовлетворение, ведь в стервозной девчонке Наталья видела себя. А теперь, когда дочь получила сдачу, и её собственное самолюбие было задето. Сопляк стал брать верх, выбивая свои права — это вызов. Она сломает его также, как сломала тряпку-муженька.
— Ма! Ты что! Это же я! — от удивления глаза Макса готовы были выскочить из орбит. — Я твой сын!
— Ты моё дерьмо, — надвигаясь на него, процедила Наталья сквозь зубы. — Если я и Белла скажем, что ты — наша собственность, ты обязан подвякивать как дрессированная овчарка. Это твоя судьба, проклятие и награда, Максим. Понял меня?
— Ч-т-то-о? — прошептал Макс. А перед глазами у него вспыхнуло лицо Ареса. Он бы не позволил так с собой разговаривать никому.
— Тва-а-арь! — рявкнула Наталья так, что Белла побелела и вскочила, как новобранец перед грозным прапором. Макс не дёрнулся, хотя сердце у него бешено заколотилось, будто собираясь выскочить из горла. — Взял. Собрал деньги, щенок. И отдал сестре.
— Хорошо… мамуля, — Макс собрал купюры, опустив голову. Затем оттолкнул плечом ухмыляющуюся сестру и бросился к выходу из дома. Обернулся, словно желая увидеть хоть каплю, нет не любви — сострадания или искру сочувствия, раскаяния: да, мы вместе повздорили, но всё можно наладить. Нет, в глазах Беллы и Натальи горела ненависть.
Он посмел показать себя личностью, впервые не дал им удовольствия себя унизить. Эти две вампирши остались без свежей дозы крови. А такое не прощается — гораздо удобнее, когда Макс был грушей для битья и послушным донором.
Он улыбнулся и со всей силы пнул стул рядом с Беллой — она взвизгнула и кинула в Макса тарелкой — та разбилась об стенку.
— Только смотрите, не перегрызите друг другу горло, кровопийцы! — усмехнулся он и вышел из дома. В душе всё клокотало — нет он ещё не одержал победу, не освободился до конца от влияния проклятых родственничков. Но он по-настоящему ранил дракона. Только стоила эта ссора побега из дома? Макс ещё не решил, поэтому на душе скреблись мрачные, взъерошенные монстры.