— Вставай, Лизка! Не трать мое время, — звонкая пощёчина вырвала из сна в реальность, куда более грязную чем любой сон. — Ты меня слышала, сука? Шевели булками и переодевайся!
— П-переодевать… ся? — похолодев, выпалила она, оглядываясь. Где её уютная комната? Это подвал какого-то замка! Она что, до сих пор не проснулась?
— Нет, мля, сидеть и ждать прислугу с ночным горшком! Я что, похож на твоего сказочника Романова? Сказочки закончились, Лизка — пора отдать мне университетский должок и помочь старому другу. Давай живее, чтоб я тебя больше не колол наркотой.
— Сволочь…
Лицо девушки онемело от действия психотропных препаратов. Так вот в чем причина ее кошмарного сна! Этот псих Голицын вколол ей наркотик и выкрал из собственного дома!
— А вот это ты зря обзываешься. У тебя будет уникальный шанс, Лизка, познакомиться с моим дружком. Ты же занималась играми в постели с твоим лохом Максом? Пришло время большой игры, маленькая шлюшка!
Глава 42. Лиза
Огромный кабинет с первого взгляда заставил Лизу закусить губу — он напоминал скорее любимую пыточную камеру Верховного Инквизитора, чем рабочий офис. Нет, никакие орудия истязания не висели на стенах ровными батареями, но безумное количество золотых и серебряных украшений в сочетании с огромными картинами создавали атмосферу гнетущего, рабского плена.
Лиза всего лишь муха на одной из картин, отпечаток жирных пальцев на золотой тарелке, плевок в пепельнице, которая представляла собой древнего бога из золота, пользующего красавицу по-собачьи с завидным напором. При чём количество окурков от дорогих сигарет в изящном углублении на спине нимфы говорило о том, что такое произведение искусства пользуется популярностью.
Но больше всего в глаза бросился пол. Он почему-то сделан в виде идеально нарисованных шахматных клеток. Никаких горилл, обвешанных оружием как в американских фильмах про похищения, никаких дешёвых понтов — и от этого бросало в дрожь.
Неизвестность в сочетании с дрянью, которой её накачал Голицын, чтобы сделать послушнее, пугала сильнее любого кошмара, любого фильма ужасов с литрами бутафорской крови.
Куда же она попала?
Её что, заставят прыгать по клеточкам как в детстве?
Надежда вспыхнула в душе и тут же умолкла, когда один из мордоворотов Пахана с улыбкой привёл связанных родителей. У отца на щеке алел кровоподтёк. Ему же нельзя волноваться — слабое сердце!
Да что он творит, больной ублюдок?!
— Садись, — приказал Павел, вцепившись в неё взглядом бульдога. Даже в дорогом костюме он выглядел перекачанным отморозком, способным на всё, что придёт к нему в отбитую голову. — Если ты выполняешь мои условия и участвуешь в сегодняшнем замечательном шоу, их не тронут. Истерить и дергаться не в твоих интересах.
— Что ещё за шоу? Ты в своём уме?! — не выдержав, закричала Лиза. Да какое право этот ублюдок имеет вваливаться в дом, похищать родителей и вести себя как быдло-вожак из девяностых. Об этих временах ей рассказывал отец, всегда тяжело вздыхая так, словно мог позволить себе рассказать дочери маленькую часть того, что пришлось пережить.
— А будешь послушной и ласковой сучкой — ещё и подзаработаешь, — Павел деловито почесал пальцами ложбинку между ягодиц у золотой шлюхо-пепельницы, словно она могла превратиться в джинна после таких манипуляций, исполнив все его ублюдочные желания. Он смачно сплюнул в отверстие и усмехнулся, от души порадовавшись такому гениальному, по его мнению, фокусу. — Увеличишь член своему Максюте, а то он тебя тыкает вялым окурком до посинения, но по глазам вижу — не может удовлетворить до сих пор.
— Подонок… гад… зачем тебе я? Паша, отпусти родителей, они здесь ни при чём, — устало прошипела Лиза.
— Зачем? Ха! Любовь у меня к тебе, Лизяндра, с детства, — доверительным шёпотом ответил Павел, ухмыляясь. — А оно у меня знаешь, какое тяжёлое было? О-о, милая моя, это не твоя благополучная семейка. Папаша избивал меня и мать до кровавых соплей только за то, что мы не так посмотрели на бабку. Старуха была, хм, фанаткой суровых воспитательных методов. Повод, Лизка, мог быть любым — например, я расплескал бутылку с водой, держа её на папашиной табуретке на вытянутых руках несколько минут, пока руки не отваливались от жопы. Или оставил на огороде сорняки. Понимаешь? Ремнём с такой сверкающей бляхой получал ровно столько, сколько оставлял этих грёбаных сорняков! Неделю сидеть не мог. Всё справедливо! Ха-ха-ха-а! — Он загоготал так, словно ничего веселее не мог придумать, но взгляд становился всё жёстче. Как у палача, решившего раскрыть душу жертве перед казнью. — Так бабка с папашей готовили меня к строительству светлого будущего: через преодоление любых трудностей. Любых препятствий. Боли и слабости. Через кровавые сопли я стал сильным — а светлое будущее, сука, не наступило! — Заорал он, грохнув кулаком по столу так, что пепельница подпрыгнула. Лизе показалось, золотая нимфа беззвучно застонала. — Может ты вернёшь мне веру в людей, а? Большим и светлым отсосом?