И теперь, наше единение и надежда на светлое будущее служили нам наградой.
Макс развернул меня к себе спиной, и его ладони начали плавно изучать изгибы моей фигурки. Влажное дыхание в волосах становилось отрывистей и резче. В спину мне начала упираться твердеющая эрекция.
Я откинула голову на плечо Романова, позволяя делать со мной все, что он хочет.
Нежные губы Макса сразу прихватили нежную кожу на шее. Он откинул мои волосы на один бок и начал скользить ртом до мочки уха. Прихватил ее губами, выдыхая горячий воздух и опаляя мою кожу. Я затрепетала от желания, утолить которое было под силу лишь ему.
Моему единственному любимому мужчине!
— Макс, я тебя всегда любила. Еще со школы…Прости меня за все. За все обиды, что я тебе нанесла по глупости, — призналась я. Так давно хотела ему это сказать.
Романов развернул меня к себе лицом. Глядя в глаза и придерживая под водой мои бедра, медленно опустил меня на свои бедра под водой.
Плоть проникла в мою глубину. Я обняла его каждой клеточкой влажной кожи.
Судорожный всхлип сорвался с губ, когда Макс сжал мою грудь ладонями. Его шепот проникал в мою истерзанную душу противоядием от всех сомнений. Нежные слова — признание наших чувств вселяли уверенность в завтрашнем дне.
Вода расплескивалась по кафелю ванной комнаты. Душистая пена приятно лопалась на коже, добавляя остроты ощущениям.
Макс толкнулся бедрами вверх, проникая глубже. Я изогнулась в его руках и обняла его шею. Его глаза цвета сочной травы блестели от желания. Голод и жажда заполняли радужку и в изумруде появлялись янтарные, огненные всполохи. Глаза Романова необычные. Хамелеоны, меняющие свой цвет. Я и раньше это замечала, но сейчас, когда наши лица были так близко, и я смотрела на него в упор, невольно любовалась глубиной удивительного взгляда. Кофейная мокрая челка упала мужчине на лицо, и я впутала пальцы в его пряди, заправляя ее назад. Потянулась к блестящим чувственным губам за поцелуем.
Удары наших языков совпадали с ритмом проникновения плоти.
Волшебный момент единения окрылял. С Максом так всегда. Стоило обратить ему на меня свой взор, как я смущалась, начинала нервничать, а сердечко бабочкой трепыхалось в груди.
Так и сейчас, вкус его поцелуя, ласки сильных рук и толчки, которые становились грубее и резче, а я уже на седьмом небе от счастья.
И казалось, будто мы никогда не расставались. И раньше и сейчас, мы были изначально уготованы друг другу.
Наше дыхание смешивалось. Макс нетерпеливо приподнял меня и развернул к себе лицом. Надавил ладонями на попу, заставляя снова сесть на его возбужденный член. Я подчинилась, прижимаясь к нему грудью.
Счастье распирало мои ребра. Грозилось вырваться наружу.
Макс подавался бедрами под водой, и мы уже расплескали половину воды из ванной.
— Люблю тебя, Лизонька! — бархатным рокотом звучали признания Романова.
Его губы ловили мои соски и втягивали в рот. Пальцы до приятной ощутимой боли впивались в ягодицы. Он меня подкидывал и обрушивал на свой член, словно вылитый из металла под шелковой кожей. Казалось, он проникал так глубоко, что вот — вот проткнет мое сердце насквозь.
Макс просунул руку между нашими телами. Пальцами под водой прижал мой лобок и надавил на жемчужину. Несколько умелых массажных движений, и я прогнулась в его руках от блаженного всплеска. Сплетенный клубок эмоций взорвался, и в моих венах разлетелся мощный выброс эндорфинов.
Макс прикусил мой сосок и резко скинул меня со своих бедер. С приглушенным утробным рыком кончил в мыльную воду. Волна удовольствия, подобно цунами, накрыла нас оргазмом практически одновременно.
Романов сгреб меня в охапку и удобно устроил на своей груди. Лениво перебирал мои мокрые волосы.
Я блаженно выдохнула и пальчиками водила по его тонким венам на рельефных руках.
Вязкая алая жидкость под пальцами заставила меня нахмуриться и вздрогнуть. Кровь! На правой руке Макса была кровь! Я встревоженно глянула в его лицо.
— Макс, тебя ранили! Нужно обработать рану, — произнесла я.
Макс властно уложил меня обратно к себе на плечо. Ладонью накрыл мою голову.
— Ерунда, малыш. Царапина. Сама заживет, не нервничай. Шрамы и морщины — украшение мужчины, — и припечатал свои слова сладким медовым поцелуем.