– Я его изобразил злым. Разрушителем покоя, устоя… А он просто сплетничал. Поганый старикан.
– Ну ты что? Зачем ругаешься?
– Поганый старикан! Всех обозвал, а печатать это не даёт. Что ему терять? Зато какой бы скандал получился, а?
– А ты напечатай без спроса.
– Не, нельзя. Так нехорошо… Поганый старикан.
Мы ещё помолчали. Я наливал Марысеньке чай. Над чаем вился пар.
– Слушай, – сказал я, – а давай ты возьмёшь у него интервью?
– Я не умею. Как его брать? Я стесняюсь.
– Чего ты стесняешься? Я напишу тебе на листке вопросы. Ты придёшь и будешь читать по листку. А он отвечать. Включишь диктофон, и всё. И у нас будет несколько денег.
Я обрадовался своей неожиданной мысли и с жаром принялся убеждать Марысеньку в том, что она обязательно должна пойти к Валиесу и взять у него интервью. И уговорил.
Она долго готовилась, нашла какую-то старую брошюру о Валиесе, и всю вызубрила её наизусть, и записанные мной вопросы повторяла без устали, как перед экзаменом.
– Он не прогонит меня? – непрестанно спрашивала Марысенька. – Я же ничего не понимаю в театре.
– Как же не понимаешь, ты в отличие от меня там была.
– Я не понимаю, нет.
– А журналисты вообще ничего ни в чём не понимают. Так принято. И пишут обо всём. Это главное журналистское дело – ни черта ни в чём не разбираться и высказываться по любому поводу.
– Нет, так нельзя. Может быть, сначала мы сходим на несколько спектаклей?
– Марысенька, ты с ума сошла, это не окупится. Иди немедленно к Валиесу. Звони сейчас же ему, а то он умрёт скоро, он уже старенький.
– Перестань, слышишь. Я должна подготовиться.
Она позвонила только на другой день, выгнав меня в другую комнату, чтоб я не слышал и не видел, как она разговаривает по телефону, и не корчил ей подлых рож.
Валиес степенно согласился – Марыся мне рассказала, как он ей отвечал по телефону, и мы вместе пришли к выводу, что он соглашается «степенно». Я проводил её до дома Валиеса и стал дожидаться, когда она вернётся.
Представлял, как они там расселись по своим местам, и вот он курит… Или не курит? Дальше я уже ничего не мог представить: всё время сбивался на то, как Марыся сидит в тёмных брючках на кресле и, когда она тянется с кресла к диктофону, стоящему на столике, чтобы перевернуть кассету, – задирается свитерок, чуть-чуть оголяется её спинка и становится виден лоскуток трусиков, верхняя их полоска… Дальше думать не было сил, и я отправился гулять.
Обошёл вокруг дома, поглазел на детей, которых в городе стало заметно меньше – по сравнению с временами моего детства, казалось бы, не так давно закончившегося. Сосчитав углы дома, я присел под покосившуюся крышу теремка, выкурил последнюю сигарету в пачке и решил бросить курить. Впрочем, «решил» – это не совсем верно сказано: я твёрдо понял, что курить больше не буду – потому что сигареты никак не вязались с моим настроением, курение было совершенно лишним, ненужным, отнимающим время занятием.
«Зачем я курю, такой счастливый?» – подумал я и в который раз за последнее время поймал себя на том, что улыбаюсь – и не отдаю себе в этом отчёта. И от этого улыбнулся ещё счастливее и, представив себе свой придурковатый вид со стороны, засмеялся в голос.
Марысенька вернулась часа через полтора. За это время я чуть не закурил снова.
– Ну как он? – приступил я к Марысе.
– Хороший, – сказала Марысенька, жмурясь.
– О чём вы говорили?
– Я не помню… – Улыбка не сходила с её лица.
– Как ты не помнишь? Вы же только что расстались?
– Представляешь, я листочек потеряла с твоими вопросами и забыла всё сразу.
– И как же ты?
– Даже не знаю… Придём домой, послушаем на диктофоне… Хочу яблоко. Купи яблоко…
Я купил ей яблоко: у бабушки с корзинкой.
– Червивое, – сказала Марысенька, откусив несколько раз.
– Выкинь, – велел я.
– Червивое – значит, настоящее, – ответила она.
Мы прошли четыре остановки пешком, держа друг друга за руки. Мы наскребли на бутылку дешёвого вина и выпили её, как алкоголики, за ларьком. Пахло мочой. Мы целовались до нехорошего изнеможения, сулящего безрассудные поступки – на ещё полной машин, хотя и завечеревшей улице. Потом несколько минут успокаивались.
– Как мы будем жить? – спросила Марысенька, улыбаясь.
– Замечательно.
– А сюжет будет?
– Сюжет? Сюжет – это когда всё истекает. А у нас всё течёт и течёт.
Мы тихо пошли домой, но идти надо было в горку, и Марыся начала жаловаться, что устала. Я посадил её на плечи. Марысенька пела песню, ей очень нравилось ехать верхом. Мне тоже нравилось нести её, я держал Марысю за лодыжки и шевелил головой, пытаясь найти такое положение, чтобы шее было тепло и даже немножко сыро.