На прощанье он разразился снова оглушительным хохотом.
Дома Репенин прошёл прямо к жене и застал её за туалетом. После утренней ванны она сидела разрумянившаяся, в кружевном капотике. Горничная принималась её причёсывать.
Софи, с зеркалом в руках, тряхнула распущенными пепельными волосами.
— Ты не заметил, как они теперь, к весне, темнеют? — озабоченно спросила она мужа. — Парикмахер уверяет, что в Петербурге гадкая вода.
— Тебя она не портит, — улыбнулся Репенин и, запасшись терпением, сел.
Софи через плечо попрыскала на него любимыми духами.
— Знаешь, что я придумала? — весело начала она. Оказалось, что у неё на осень был целый план. — Сначала — ехать на Итальянские озёра и пробыть там месяц одним; оттуда — в Париж; и только в ноябре — назад домой.
Софи была заранее уверена в согласии мужа.
— Рассчитай, пожалуйста, Серёжа, свой отпуск так, чтобы август провести на Комо… Тише, милая, больно, — обратилась она к горничной.
Репенин достал папиросу и выжидательно закурил. Минут через десять причёсывание кончилось. Софи оглядела себя ещё раз и решила:
— Теперь, кажется, ничего.
— Мне надо, дорогая, переговорить с тобой серьёзно, — сказал Репенин, как только горничная вышла.
— Лучше поцелуй меня сначала хорошенько, — прижалась к нему Софи. — Скучные дела потом. Теперь я слушаю, — покорно откинулась она в кресле и, взяв большой пушок, стала пудрить зацелованные мужем плечи и шею.
Репенин подходил всегда к вопросу прямо. Он без предисловий изложил, как умел, что произошло в Главном штабе, и закончил словами:
— Остаётся, значит, ждать приказа и быть готовым к отъезду.
Он предвидел заранее, что разговор с женой не обойдётся без шероховатостей. Внезапно принятое им решение, конечно, огорчит её: ломка всей налаженной петербургской жизни приятна быть не может. Он ожидал расспросов, возражений, упрёков; ждал напоминания о словах императрицы…
К его удивлению, Софи молчала. Она сидела неподвижно перед зеркалом с пушком в руке.
— Пойми, Софи: иначе нельзя было, — заговорил он с лёгкой досадой, как человек, принуждённый разъяснять прописные истины. — Есть случаи, когда отказываться неприлично.
Сделав над собой усилие, Репенин против обыкновения принялся старательно развивать свои доводы.
Ответа и тут не последовало. Софи не оторвала даже глаз от зеркала.
Репенин пристально поглядел на жену, пытаясь угадать ход её мыслей. В памяти промелькнул опять весь разговор с генералом. «Человек человеку — волк», — вспомнил он и внутренне усмехнулся: — «Да, это мы, мужчины, пожалуй, — волки. Ощетинившись, рычим и скалим зубы, когда сердимся. А женщина — чисто как медведь: за полсекунды никак не разберёшь, что она замышляет!»
Репенин недоумевал, как быть дальше. Молчание становилось тягостным.
Вдруг Софи порывисто повернулась к мужу и спросила неровным от волнения голосом:
— Скажи, ты всё-таки поедешь со мной осенью, как обещал?
Репенин смущённо замялся. Так недавно ещё они обещали друг другу ежегодно проводить месяц вдвоём, вдали от всех… Он принуждённо ответил:
— Как ни печально, об отпуске на эту осень не может быть больше и речи.
Лучистый взгляд Софи сразу померк. Она отвернулась. На ресницах показались крупные слёзы.
Репенина точно ударило. Как мог он довести до слёз эти большие карие глаза, доверчивые и незлобивые, как у подраненного лосёнка!
Первым естественным порывом было: всё брошу, завтра же подам в отставку… Однако спохватился: нельзя, это равносильно бегству под огнём.
Стало жаль Софи, как малое дитя. Захотелось утешить, пригреть.
— Бедная ты моя!..
Софи вздрогнула и отстранилась.
— Пожалуйста, не надо, — глухо проговорила она. — В жалости, Серёжа, я не нуждаюсь.
Репенин растерялся:
— Дорогая, полно. Что ты?.. Видит Бог, я так тебя люблю.
В зрачках Софи загорелась на мгновение зеленоватая искра.
— А для каких-то принципов готов пожертвовать и мной, и нашим счастьем? Все вы, мужчины, вероятно, таковы.
Репенин безнадёжно мотнул головой. Но после некоторого раздумья он сказал примирительно:
— Время придёт, дорогая, и ты посмотришь иначе. Поступись я совестью, потом сама пожалела бы…
— Серёжа, ты безумец! — вырвалось у Софи с отчаянием. — Смотри, как бы ты первый не пожалел…
На кружевной капотик закапали тяжёлые слезинки. Ей захотелось встать и уйти. Но перед ней всё потемнело и закружилось. Она беспомощно упала назад в кресло. И разрыдалась…
Репенин решил отбыть пока один к месту новой службы.