Вахмистр провёл несколько раз прутиком по шуршащему ковру опавших порыжелых листьев.
— Благодать!.. — сказал он с убеждением и снял фуражку.
Маляр последовал его примеру: расправил на колене мягкую немецкую шляпу и всей пятернёй провёл по своим спутанным соломенным кудрям.
Рябоватые щёки растянулись в улыбку:
— Чисто бабье лето.
Он жизнерадостно заболтал неуклюжими ногами в русских сапогах бутылками.
Помолчав немного, маляр стал делиться с гостем своими заграничными впечатлениями:
— Чудной, право, народ — немец. В доме, глядишь, всё скребёт и чистит. А вот в баню так вовсе не ходит…
Вахмистр слушал рассеянно. Он разглядывал ближайшее молодое деревцо из ряда посаженных вдоль выщербленной стенки, окружавшей пасеку.
— Яблони? — показал он прутиком.
— А знаешь, кто сажать велел? Сам император. Это он для пчелы. Мёд, поди, от яблока-то вкуснее.
— Скажи, какой любитель мёдом лакомиться!
— Какой там лакомиться…
— Аль на продажу?
— А то как же. Немец, брат, даром что император, живёт аккуратно.
Вахмистр от удивления смутился.
— Эх ты, кавалер! — с чувством собственного превосходства протянул маляр насмешливо, упирая на титулование.
Как всякий простолюдин, он взирал с иронией на чины, ордена и прочие господские затеи. Вахмистр опять промолчал.
— Наш царь, небось, из мёда копеечки не выколачивает, — несколько погодя продолжал маляр. — Ну и матушка Россия — не Германия, а попросторней.
— Русскому царю есть, почитай, о чём другом болеть, — отрезал вахмистр.
Маляр задумался.
— А вот сказывают, — заговорил он опять, — нонче, будто всем царям да императорам скоро конец.
— Кто сказывает?
— Есть тут один. Листки он мне читал, что в пятом году по деревням раздавали. Так, значит, и прочёл: на что, мол, царь, без него народ сам себе хозяином будет.
— И что тогда хорошего окажется?
— Известно что: перво-наперво помещичью землю всю себе поделим…
— А делить кто будет?
Маляр смутился в свою очередь:
— Оно конечно… Так кого только допусти: враз пойдёт ловчить, чтоб своим первым лишку прирезать.
Вахмистр усмехнулся:
— Вот оно и есть. На то, значит, царь и помазанник, чтобы завсегда по-божески.
— Оно, конечно… — без особого убеждения повторил маляр и задумчиво сплюнул. — Да кто знает?.. Как отберём всё господское добро, промеж себя, крестьянства, лучше, может, сладимся.
Закончив приём, император поднялся по деревянной лестнице к себе наверх.
В тесной уборной его ждали лейб-камердинер[55] с дежурным помощником. Они проворно сняли с него ментик, доломан и саблю.
Оставшись в русских краповых чакчирах[56] и ботиках, император надел просторную немецкую венгерку, отороченную серой смушкой[57]. Камердинер бережно пододвинул переносной столик; на нём были разложены свежий носовой платок, портсигар и ряд других предметов, которые император привык носить в карманах. Тут же лежало, красной печатью кверху, письмо царя, слегка помятое андреевской лентой.
Император взглянул на себя в большое створчатое зеркало и поправил торчащий криво шейный восьмиконечный гогенцоллернский крест. Выходя, у двери он что-то припомнил, остановился и приказал камердинеру принести утреннюю охотничью куртку. Вынув из неё кусок мха, император сунул его в боковой карман венгерки.
Соседняя комната была рабочим кабинетом. Там навстречу ему поспешно встал грузный бородатый мужчина с короткой бычьей шеей и зоркими глазами. Его синий сюртук с белыми отворотами был высоко препоясан серебряным шарфом. На груди сверкал полный набор высших германских орденов. Под левым локтем он держал треуголку. Морской министр, адмирал фон Тирпиц[58], полчаса назад прибыл из Берлина.
Министр на докладе не ограничился текущими делами. Он привёз императору исчерпывающие секретные данные о новой русской судостроительной программе. На днях морскому агенту в Петербурге удалось добыть их подкупом.
К этим документам был приложен, в переводе, полный текст того законопроекта, который вносился вскоре в Государственную думу. Построить новый флот намечалось в десять лет.
Император присел к столу и принялся внимательно рассматривать рабочие чертежи будущих русских морских единиц. Синие кальки были испещрены профилями и разрезами. Министр, с тетрадью технических расчётов в руках, стоя давал цифры.
Императора особенно заинтересовал один из броненосцев, предназначавшихся для Балтийской эскадры: как судно такого типа должно держать волну?