— Vous approtivez?[122] — Обрадованная княгиня покровительственно кивнула жандарму: — Jeune homme, je repeterai le mot a mon neveu Столыпин[123], il sera surement ravi[124].
Близкое родство пожилой княгини со всесильным министром было неожиданностью для жандарма. Взгляд его изобразил приниженную преданность дрессированной легавой, приносящей хозяину убитую дичь.
Сашок обратился к Софи:
— Contez-nous done votre mesaventure[125].
— Представьте себе, выходя из вагона, я как-то зацепилась жемчугом и весь рассыпала…
— А вам известно, сколько жемчужин было в нитке? — догадался спросить Сашок. Софи стала припоминать:
— Кажется, сто сорок шесть…
— Все должны быть налицо, я сам их подбирал, — заверил жандарм.
Княгиня заволновалась:
— Надо скорее пересчитать.
— Только не здесь, ваше сиятельство, — посоветовал жандарм, подозрительно оглядываясь, и предложил открыть царские комнаты.
Там оказалось сыро, неуютно и пахло затхлым.
— Точно в могиле! — сказала Софи, зябко кутаясь в меха.
Жандарм распорядился затопить камин. Княгиня и Сашок, подсев к столу, занялись жемчугом.
Софи отвлеклась другим. По комнате к огню прокрадывался, робко озираясь, двухмесячный пятнистый котёнок. Глаза Софи весело заискрились. Она схватила котёнка на руки и принялась ласкать с той инстинктивной задушевностью, какую испытывает к маленькому животному почти всякая бездетная женщина.
Адашев был в трауре всю прошлую зиму. После свадьбы Софи они как-то ещё ни разу не встречались. В памяти его она осталась прелестным жизнерадостным ребёнком, княжной Луховской.
Вспомнилось её первое появление при дворе. Неопытная фрейлина с очаровательной растерянностью искала, где же пресловутый «вход за кавалергардов».
«Туда должны собираться многие, — взволнованно говорила княжна. — В придворной повестке написано: министры, статс-секретари, чины двора… и ещё какие-то другие особы: их называют, кажется, „обоего пола“…». «Дикарка! — оправдывал её потом в яхт-клубе, смеясь, отец, общительный весельчак князь Луховской. — Выросла без матери в деревенской глуши, кроме бабушек и мамушек, людей не видела».
Адашев выжидательно приглядывался: а теперь она жена Серёжи Репенина?..
Софи его словно не замечала. После беспрестанной быстрой смены ярких заграничных впечатлений тишина, камин, тёплый мурлыкающий живой комочек на коленях погружали её в приятное полузабытьё. Софи испытывала сейчас то же, что школьник, кончивший экзамены, какую-то непреодолимую, блаженную леность мысли.
Котёнку скоро надоело забавляться пушистыми соболями и звонкими браслетами. Он быстро-быстро засучил лапками, высвободился, спрыгнул на пол и без оглядки, хвост трубой, шмыгнул за дверь.
Софи укоризненно поглядела ему вслед. Эгоизм котёнка ей показался обидным. Она повернулась к флигель-адъютанту.
— Полковник мне сказал, что вы только что расстались с моим мужем. Ну как он?
Софи спросила это голосом без интонаций, словно продолжая думать о другом.
«Только-то?» — мысленно отметил себе Адашев.
— Сто сорок две, графиня. Четырёх не хватает, — объявил Сашок.
Софи подошла к столу и поглядела на свой жемчуг. Это был свадебный подарок мужа. Она молча вздохнула. «Другой бы расстроился…» Но ведь она знает Серёжу. Скажет просто: «Поручи Фаберже[126] подыскать взамен новые».
— Что же это в самом деле, — неодобрительно заметила жандарму княгиня Lison.
Тот смущённо вскочил:
— Я сейчас же побегу туда опять…
Софи повела рукой.
— Не беспокойтесь, дорогой полковник, стоит ли?
На Адашева так и пахнуло от неё хрупкой, беспомощной женственностью.
— Ваше сиятельство, — вбежал выездной Софи, плечистый малый с густыми бакенбардами. — Пожалуйте в вагон; поезд сейчас трогается.
Все поспешили к выходу.
Адашев оказался в одном вагоне с Софи. В её купе захлопотали выездной и горничная. Как всякой холёной женщине, ей понадобилось на ночь сразу множество всевозможных мелочей.
Она осталась в коридоре. Адашев подошёл к ней.
Софи встретила его безразличной улыбкой скучающей путешественницы:
— Посмотрите! Ведь наши вагоны, в сущности, куда просторней и уютней заграничных…
Она оглядывалась с недоверчивым удивлением петербуржца, замечающего вдруг что-то русское как будто лучше иностранного.
Завязался незначащий светский разговор.
— А меня, старуху, молодёжь бросила, — раздался рядом обиженный голос.
Из соседнего купе выглянула княгиня Lison.
— Я думала, вы легли, — сказала Софи.
— Ma duegne est insupportable[127], — пожаловалась княгиня и понизила голос: — Она сослепу всегда часами копошится.