— Может быть, я в самом деле живу как-то не так? — вдруг спросила Роуз.
Барби на мгновение прикрыла глаза.
— Ну ответь что-нибудь, — настаивала подруга. — Я догадываюсь, ты хочешь что-то сказать. Вот и говори.
Барби опустила взгляд на каменные плиты.
— Может быть, ты слишком добрая и слишком торопишься стать счастливой.
— Что же в этом плохого?
— Да вроде бы ничего, — пожала плечами Барби. — Но выходит плохо.
— Что же мне делать?
— Не знаю, Роуз.
— Я ненавижу жить для себя самой, вот и все, — сказала Роуз. — Если у меня нет мужчины, жизнь кажется мне пустой и бессмысленной.
— И тебе все равно, какой это мужчина? Даже если он унижает тебя?
— Это я сейчас чувствую себя униженной! — воскликнула Роуз, и ее глаза заблестели.
— О чем тогда говорить…
— Я только хочу, чтобы все было хорошо.
— Я тебя понимаю, — сказала Барби, покачав головой. — Но постарайся не думать об этом слишком много. Я хочу сказать: о мужчинах. Мужчины — обыкновенные люди. Они вовсе не боги, Роуз. Если бы только ты для своей карьеры надрывалась так, как надрываешься, чтобы угодить всем этим парням, возможно, ты бы уже стала великой актрисой.
— Хочется верить.
— Да с таким голосом, как у тебя!.. — воскликнула Барби, вставая. — Ты только верь мне, и сегодня вечером у тебя появится шанс в этом убедиться.
— Надеюсь.
— Ну что ж, тогда постарайся отдохнуть и подумать, как позаботиться о себе самой.
Роуз посмотрела на Барби и попыталась улыбнуться. Потом проговорила:
— Я постараюсь.
— Давай, Роуз. Это называется — позитивное самовнушение. — Барби взглянула в лицо своей подруги и поняла, что зря тратит слова. — Выпьем еще?
Роуз кивнула, но не успела Барби отойди за новой порцией, как она окликнула ее:
— Барби! Тебе действительно кажется, что я смогу?
— Ты это о чем?
— Что я смогу позаботиться о себе самой.
Барби ничего не ответила. — Вот увидишь, я смогу, — с вызовом воскликнула Роуз. — Можешь не сомневаться!..
Барби очень хотела в это поверить, однако подобные разговоры между ними происходили уже не раз, а ничего не менялось. У Роуз ничуть не прибавилось самоуважения и любви к самой себе. Она продолжала изо всех сил заботиться лишь о том, чтобы не остаться одной. Отчаянно пыталась любить и быть любимой… И все же в глубине души понимала, что обречена жить в одиночестве.
2
Джеки откинулась в старом отцовском кресле и прислонилась головой к его мягкой спинке. Отец трудился у себя в кабинете над каким-то письмом, но обещал ей скоро освободиться. Губы Джеки тронула улыбка. Вообще-то отец понятия не имеет о времени и никогда не чувствует, сколько его прошло. Вполне возможно, что он не выйдет из своего кабинета до тех пор, пока Джеки просто не надоест ждать и она не попытается вернуть его к действительности, врубив погромче музыку.
Она приготовила себе джин с тоником и, поудобнее усевшись в кресле, погрузилась в мысли о мюзикле. О своем мюзикле. Похожий на сон спектакль о Мэрилин Монро содержал в себе все: пафос, блеск, успех, неудачи. В нем была даже политика. Даже история. Если удастся найти ту единственно верную тональность, которую так упорно она искала, то в мюзикл войдет и сцена того знаменитого праздничного салюта в честь дня рождения президента Кеннеди в «Мэдисон-сквер Гарден».
В самом деле, постановка просто гарантирована от провала. Какие в этом могут быть сомнения? В спектакле много действия и запоминающихся моментов. И в финале — измученная, угасающая кинозвезда, которой осталось жить всего три месяца… Ах, если бы удалось все сделать так, как задумано!
Мэрилин — искусно воскрешенная Мэрилин — будет снова жить. В блеске своей славы она будет двигаться, говорить, петь — сначала на сцене Уэст-энда, а потом и на Бродвее. Мир создал о Мэрилин Монро удивительные легенды, но еще никому не удалось воплотить в мюзикле ее жизнь, полную страстей и разочарования. Все предыдущие постановки оканчивались провалом. Пять лет Джеки лелеяла свой замысел. Она вложила в него уйму времени и любви, но наконец отыскала такого изумительного человека, как Альдо Моррис, который участвовал в постановке в качестве композитора и музыкального режиссера. Кроме того, Джеки пригласила к сотрудничеству двух молодых поэтов — Гордона Макки и Джоя Ньюби, которых она «открыла», посмотрев однажды мюзикл о жизни Дженис Джоплин.
По иронии судьбы именно Анжела, ее мать, сама того не ведая, заронила в душу дочери эти мечты, когда давным-давно исполняла эпизодическую роль в одной небольшой постановке. Эта самая постановка и зажгла в душе девочки любовь к сцене. Пожалуй, это была единственно стоящая вещь, которую Анжела за всю жизнь сделала для дочери. С той поры Джеки буквально заболела театром и мюзиклом в особенности. Эта страсть не отпускала ее до сих пор… Но увлечение «Мэрилин» — его ни с чем нельзя было сравнить. Это было нечто совершенно особенное.
Даже Дрю об этом говорил… Она закрыла глаза, чувствуя, как сжалось у нее горло. Даже теперь…
Джеки познакомилась с ним на одной из шикарных вечеринок, которые мать устраивала на своей яхте «Анжела». Ночное небо было необыкновенно низким, тяжелым и рыхлым, а поверхность моря походила на черный бархат. Джеки глубоко вздохнула, стараясь отогнать воспоминание, но оно нахлынуло еще настойчивее, обволакивая ее своим мягким и властным очарованием. Эта ночь была похожа на сон. Пьяная, импульсивная. Она вовсе не собиралась отдаваться ему. По крайней мере не здесь и не так скоро. Это произошло внезапно. Но в том-то и дело, что она сама хотела этого. Хотела больше всего на свете.
Джеки содрогнулась при воспоминании, как легко она позволила ему это сделать, с какой готовностью приняла его приглашение искупаться. Просто искупаться, поплавать в теплой, легкой и словно шелковистой воде. Яхта пришвартовалась неподалеку от порта Антонио, в сотне метров от скалы, напоминавшей в ночи cогнутый палец.
— Мы только окунемся, — сказал тогда он.
Джеки помнила, как, помедлив, она, не говоря ни слова, сняла платье, которое бесшумно упало на палубу. Вода возбуждающе заструилась у нее между бедер, словно по ее коже пробегали нежные пальцы. Ощущение было таким сильным, что у нее перехватило дыхание. Потом она засмеялась и поплыла к берегу. Дрю вышел из воды вслед за ней, неторопливо подошел и сел рядом. Он придвигался к ней все ближе и ближе, а она, вцепившись в камень, на котором сидела, вдруг почувствовала ужасное смущение.
Дрю начал ласкать ее мокрые ноги, а потом, крепко сжав в объятиях, вошел в нее так резко, что она вскрикнула. Он закрыл ее рот поцелуем. Джеки чувствовала его в себе, чувствовала его тело и если пыталась сопротивляться, то словно споря с самой собой, ведь она хотела этой близости. Запрокинув голову, она извивалась под ним, чтобы еще немного продлить это невероятное, сжигающее наслаждение, которым никогда нельзя насытиться. Разве не об этом она мечтала?.. Если бы не это ее предательское ответное вожделение, то происшедшее больше походило на изнасилование… Впрочем, позднее Дрю был с ней очень обходителен, почти нежен. Иногда ей казалось, что он читает ее мысли.
Их роман длился целое лето, пока они были на мысе Код. И все это время она работала над будущей постановкой. Пожалуй, она была влюблена в Дрю, а тот искусно поддерживал их любовные отношения, отличаясь безукоризненным вниманием к ней: подарки, прогулки по морю, клятвы — все это непременно предшествовало тому моменту, когда он затаскивал ее в постель, уверяя, что «не может без нее обойтись».
— Привет! — услышала Джеки.
Застигнутая врасплох, она смущенно оглянулась.
— Ты, должно быть, Джеки? — спросил вошедший молодой человек.
Об этом не так уж и трудно было догадаться, поскольку она была очень похожа на Дэвида.
— А ты… — пробормотала она. — Ты…
— Я Джемми.
— Конечно. Извини. Я немного задумалась…