Выбрать главу

Альдо остался один. Словно выпал из общего торжества. Неловко и смущенно застыл, оказавшись невольным свидетелем того, как сначала исчез Макс со своей девушкой, а потом Джеки и Джемми. Любовь, любовь, любовь!.. Когда же наконец она снова вернется и к нему? Его взгляд затуманился, а в душе всколыхнулось раскаяние и нетерпеливое ожидание. Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором возник Джонно. Этот мальчик уже успел, наверное, превратиться в мужчину. Альдо почувствовал, как у него колотится сердце.

Конечно, любовь входила в его жизнь не впервые, но с тех пор, как он узнал Джонно, он понял, что другой любви у него уже никогда не будет…

Анжела улыбнулась, но ее улыбка была недоброй.

— Я знала, что рано или поздно ты объявишься. Как ты меня нашел?

— Мне подсказал один человек… — покраснев, пробормотал он.

— Ты хочешь сказать: частный детектив? Тот самый, который помог тебе облить меня грязью?

Дрю стало стыдно и очень неуютно. Он чувствовал себя нашкодившим мальчиком.

— Видишь, до чего ты меня довела… — беспомощно пробормотал он.

Даже сейчас она не понимала, что не оставила ему тогда никакого шанса.

— Мне на это наплевать.

Он не решался смотреть ей в глаза и покосился на свои вещи, которые стояли тут же, рядом, у порога.

— Кажется, я поняла, — сказала она. — Ты думаешь, что, разрушив мою жизнь, ты получил возможность приползти назад? Думаешь, теперь мне недоступны приличные мужчины — с деньгами, властью, положением в обществе? Думаешь, раз от меня все отвернулись, я захочу, чтобы ты вернулся?

Увы, она сразу вспомнила о Доджи, однако Доджи был для нее навсегда потерян. Двуличная гадина! Дешевка! Неприятнее всего, что он променял ее на молодую телку. Большего унижения и вообразить нельзя… Впрочем, плевать. Это уже не имело для нее никакого значения.

Дрю отрицательно покачал головой и проговорил с тоской:

— Дело совсем не в этом…

— А в чем дело? Черт тебя побери! Что ты хочешь мне сказать, а? Может быть, что я рада тебя видеть?

Дрю беспомощно молчал. По спине у него поползли мурашки, а на лбу выступил холодный пот, который он смахнул дрожащей рукой.

— Но ведь ты действительно рада. Разве нет?

Анжела напряглась.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты ждала, что я приду. Ты сама это сказала.

— Ну и что же из этого следует?

Он поднял на нее глаза.

— Что ты не переставала хотеть меня…

У нее округлились глаза, а щеки вспыхнули. Ей хотелось с ненавистью вцепиться в него, расцарапать его смазливую физиономию, повергнуть на колени — за все то, что он с ней сделал… Но вместо этого она лишь протяжно вздохнула, сникла и глухо поинтересовалась:

— И что же тебе надо, Дрю?.. Мои деньги? Мое состояние?

— У меня было много богатых женщин…

— Они и мизинца моего не стоят, — гордо заявила Анжела.

— Если бы я действительно захотел, мне могла бы принадлежать и Джеки.

Возможно, когда-нибудь она расскажет ему о той записке, которую оставила ей дочь. Записка была приложена к кольцу с рубином, и в ней было только несколько слов. «Это кольцо предназначено не для меня»… И она была совершенно права.

— Я ничего не хочу слышать о Жаклин!

— Хорошо, — согласился Дрю, пожав плечами.

Они умокли, и он неловко переминался с ноги на ногу, боясь проронить хотя бы слово.

— Если я впущу тебя… — вдруг сказала Анжела, — ты обещаешь выполнить все мои условия?

— Конечно, — с гулко бьющимся сердцем быстро кивнул Дрю.

— Все будет совершенно открыто.

Он не ответил, потому что просто не понимал, о чем она говорит.

— Я хочу сказать, что мы должны пожениться, Дрю. Я больше не намерена иметь дело с жиголо.

От удивления у него отвисла челюсть.

— Само собой, у нас будет брачный контракт, в соответствии с которым ты останешься без цента, если только обманешь меня. У тебя будет другое имя и другая биография. Об этом я сама позабочусь. У меня хватит на это денег. Что-нибудь аристократическое, я полагаю… — Она сделала паузу. — Ты же понимаешь, что за деньги в Европе можно купить самое звонкое имя и титул…

Может быть, она сделается баронессой. Или даже графиней. А потом напишет воспоминания. Да такие, что Доджи хватит кондрашка.

Не веря своим ушам, Дрю смотрел на нее в немом удивлении. Язык отказывался его слушаться.

— Скажи же что-нибудь, черт возьми! — воскликнула Анжела.

Но на этот раз ее голос был тихим, грудным. Почти счастливым.

— Я сделаю все, что ты хочешь.

Она внимательно посмотрела на него, а потом с улыбкой пригласила:

— Ну тогда входи…

Он поднял свой чемодан и переступил через порог, а Анжела закрыла за ним дверь. Несколько мгновений она рассматривала инициалы на его чемодане.

— Так как же тебя зовут, Дрю? — спросила Анжела. — Говори правду!

Он тихо и тоскливо вздохнул. В его памяти мгновенно возникла фигура старого забулдыги-индейца.

— Смит.

Она рассмеялась, помогая ему снять пиджак.

— Мог бы придумать что-нибудь и пооригинальнее!

— Но я действительно Смит, — солгал он.

— Честно?

Дрю кивнул и начал расстегивать ее блузку.

Он никогда в жизни не расскажет ей всей правды. Даже через сто лет. В школе его дразнили «краснокожей задницей» и «ублюдком в перьях». Это были самые ужасные времена в его жизни. Он и теперь содрогался при воспоминании о них.

Дрю закрыл глаза. Губы Анжелы знали свое дело. Он был готов отдать ей все, что у него было. Всю оставшуюся жизнь… Но только не свое настоящее имя.

Бледный солнечный свет, лившийся сквозь стекло, серебрил воду в бассейне. Джемми сидел у маленького столика рядом с громадным окном, из которого открывался вид на Хампстид. Последние несколько месяцев, когда ему хотелось побыть одному, он приходил сюда.

Он услышал за спиной шаги и, повернувшись, увидел Джеки, которая несла две чашки кофе. На ней были джинсы, сапожки и белая шелковая блузка. Ее тяжелые светлые волосы были свободно распущены по плечам. Пока она подходила, он успел подумать, что любит ее. И, кажется, любил всегда.

И все-таки она была права, когда еще несколько недель назад сказала, что они принадлежат разным мирам. Здесь он никогда не будет счастлив, по крайней мере в полном смысле этого слова. Ни в Лондоне, ни в другом большом городе. Кроме того, он никогда не сможет полюбить театр так, как любит его она. Как ни старался, он не находил в театре ни сказочного очарования, ни волшебной красоты. Он так хотел убедить себя в этом — ради нее, ради их любви. Но, увы, тоска по родине с каждым днем становилась все сильнее, и он уже едва мог переносить ее. Он находил утешение лишь в объятиях Джеки.

Несмотря на молодость, он понимал, что ее любовь в конце концов превратится в тяжелое бремя. Джеки почувствует, что несчастлива. Они начнут отдаляться друг от друга. Джеки понимала это так же хорошо, как и он, и не делала никаких попыток уговорить его остаться. Однако в глубине души ему хотелось, чтобы она все же попыталась.

— О чем ты думаешь? — спросила Джеки.

— Если коротко, то о том, что мне не хочется уезжать, но я не вижу другого выхода.

Она протянула ему руку. Он нежно взял ее в свои ладони и погладил.

— Ты можешь остаться, — сказала Джеки.

— Но что я буду делать, если останусь?

— Что-нибудь себе подыщешь…

— Мне совершенно нечем заняться, и я не представляю себе, чем бы я мог быть тебе полезен.

Она не знала, что сказать, потому что все, что говорил Джемми, было правдой. Однако он смотрел на нее, словно умолял, чтобы она все-таки нашла какие-то слова, хотя и знал, что это невозможно.

— А кроме всего прочего, — продолжал он, глядя в окно, — после моего отца кое-что осталось. С этим нужно разобраться. Осталось поместье недалеко от Марсабита… И нужно срочно что-то решать.

— А у меня здесь дела, которые я никак не могу оставить… — проговорила она дрогнувшим голосом. — И еще отец…