В те времена он еще был заурядным актеришкой, к тому же пристрастившимся к выпивке. Вот Анжела и не давала ему видеться с дочерью, заставляя дожидаться встречи долгих четыре года. Это потом, когда он женился на богатой и обворожительной Клэр и стал кинозвездой первой величины, Анжеле стало не так-то легко отказывать ему в свиданиях с дочерью, и ей ничего не оставалось, как смириться с мыслью, что рано или поздно Дэвид заявится, сногсшибательно благоухая розовой амброй.
— Черт побери! — продолжала ворчать она. — Сколько раз тебе повторять: называй меня просто Анжелой!..
Джеки почувствовала в голосе матери откровенную враждебность, знакомую ей с раннего детства, и едва удержалась, чтобы не бросить трубку.
— Не понимаю, почему ты так поступаешь со мной? — тихо проговорила она, ненавидя мать за эгоизм, нервозность и скупость. Но больше всего за то, что та заставляла ее унижаться и попрошайничать.
— Я уже говорила тебе, — сказала Анжела, — из твоей затеи ничего не выйдет. Поумнее тебя люди пытались это сделать, но ничего не добились.
Джеки вздрогнула. Мать ударила в самое больное место.
— Не понимаю, — продолжала Анжела, — с какой стати я должна снимать со счета Ллойда миллион долларов только для того, чтобы ты пустила их по ветру.
— Но ведь эти деньги принадлежат мне. И Ллойд никогда бы мне в них не отказал.
— Ллойд был просто старым болваном. Что же касается денег, то формально ты, милая моя, не в праве распоряжаться ими еще в течение пяти лет.
— Но ведь никогда раньше ты не мешала мне распоряжаться этими деньгами так, как я считала нужным. Почему же ты делаешь это теперь?
— Потому что я должна думать о своей репутации. И я вовсе не желаю, чтобы мое имя ассоциировалось с провалом мюзикла, посвященного блондинке, у которой было не все в порядке с мозгами. Я не говорю о том, что об этой истории уже давно все забыли и нет никакого смысла о ней вспоминать.
— Я уверена, что ты ошибаешься. В основе мюзикла жизнь Мэрилин Монро… А в Мэрилин было нечто такое, чего не было в других знаменитых актрисах… Разве я не права?
— А может быть, дело просто в том, что она лучше других умела обделывать свои делишки, а?.. Понимаешь, что я имею в виду?
Джеки закрыла глаза. Теперь мать могла договориться до чего угодно.
— Это меня не интересует. Я уверена, что на этом материале смогу сделать нечто достойное. Вот и все.
— Ну естественно, ты уверена… — зевнула Анжела, изображая скуку. — Только от меня ты не получишь ни цента. Да и как, по-твоему, я могу поддержать идею, которую уже пытались воплотить, но всякий раз спектакли с треском проваливались? На эту тему не упомнишь ни одной приличной постановки. — Она сокрушенно вздохнула. — Ни один нормальный человек не согласится дать денег на эту блажь. Твой мюзикл никогда не поставят ни в Лондоне, ни здесь на Бродвее. К тому же у тебя нет в этом деле никакого опыта… Какие тебе еще нужны объяснения, скажи на милость?
— Ты права, — сказала Джеки. — Я еще не поставила великого мюзикла, и эти сукины дети из бродвейской тусовки, от которых ты без ума, пока что не слишком жалуют меня, но я действительно уверена в том, что делаю. Мне было восемнадцать, когда я начала работать в театре. У меня за плечами двенадцать лет… — Она остановилась, чтобы унять волнение. — Конечно, у меня было несколько неудач, но у кого их не бывает? Зато моя постановка «Святого Грааля» у Хэкни получила, если ты помнишь, отличные отзывы в прессе…
Говоря это, Джеки понимала, что для матери ее доводы не имеют значения.
— У какого еще Хэкни? — язвительно поинтересовалась Анжела.
— Неважно…
На несколько секунд воцарилось молчание. Потом Анжела сказала:
— Ну что же, я полагаю, мы все обсудили.
— Спасибо за помощь и поддержку, — с горечью проговорила Джеки.
Ирония не достигла цели. Самодовольство матери было непробиваемо.
Снова воцарилось молчание. В какой-то момент Джеки пришла в голову странная мысль, что, может быть, мать все-таки переменит свое решение.
— Я делаю это для твоего же собственного блага, — наконец сказала Анжела.
Джеки только сокрушенно покачала головой.