– У меня другие планы на вечер. – Чезаре не смотрел в мою сторону, но его рука сжимала мое колено, и было ясно, что он имел в виду.
Мне казалось, будто у меня лопнул череп, вроде яйца, которое сварили слишком быстро, и внутрь хлынули самые противоречивые эмоции. Отвращение от зрелища соперничало с притягательностью, какую несет сцена смерти для живого. Унизительная ситуация, что я сижу здесь среди мужчин без дуэньи и один из них держит свою руку у меня на колене, не скрываясь при этом, скрашивалась беспечным восторгом, что я оказалась в сетях непобедимого Чезаре.
Где-то в глубине, может, даже в том месте, которого касалась Анджела своими любящими умелыми пальчиками, я ощутила желание такой силы, что подвинула ногу к нему и не сопротивлялась, когда рука Чезаре скользнула чуть выше по моему бедру, зацепив кольцом ниточку на моей зеленой гамурре. Я зажмурилась, пытаясь отстраниться от хаоса, царившего у меня в голове, щеки горели, а сердце билось о ребра. Меня накрыла волна жасминового масла, которым Чезаре душил себе бороду, и звериного мускуса, чей запах не перебить никакими духами.
– Тебе следует это посмотреть, – произнес он лениво, но с угрожающей ноткой, прорвавшейся сквозь мои грезы.Я открыла глаза и взглянула на него, но он смотрел только вперед, загадочно улыбаясь. И все же я почувствовала на себе чей-то взгляд. Безбородый юноша, одетый в темно-красный бархат, с большим золотым украшением, пришпиленным к головному убору, смотрел на меня, обернувшись, с нижнего ряда трибуны. Красивые карие глаза над гладкими белыми щеками оценивали мое тело с дерзким любопытством. Я потупилась как раз в то мгновение, когда Чезаре поприветствовал юношу кивком и тот резко повернулся обратно, лицом к площади.
Под вялое подбадривание толпы, которой фиаско с кабанами явно не понравилось, группа мужчин в черном бежала, вернее, спотыкалась, направляясь к финишному столбу. Один упал, но потом снова с трудом поднялся, вытирая ладони о бока. Поначалу, глядя на все это сквозь жасминовую дымку, я удивилась, как кто-то сумел согнать кабанов до того, как они впали в ярость, и гадала, кого теперь считать победителем. Но тут сознание мое прояснилось, и сердце сжал холод от чувства вины и собственной глупости.
Эти мужчины были евреями. Теперь я разглядела желтые звезды, пришитые спереди к их одежде, а что еще хуже, узнала лица, хотя их очень изменил толстый слой пыли и усталость. Даниил Коэн, сын сапожника, сколотившего мой сундук, Исаак ибн Давид, чья игра на скрипке могла довести моего сдержанного отца до слез. И самое ужасное то, что теперь опустился на четвереньки и шарил в пыли в поиске очков, без которых никак не мог обойтись, мой родной брат Эли, сраженный приветственными криками зрителей у финишного столба.
Перед моим мысленным взором проносились видения, будто я тоже бежала по сужающемуся кругу. Я увидела маму, умирающую на берегу в Неттуно, и отца с бесстрастным лицом, который рассказывал о своих планах насчет меня. Я сама, в белом, лечу, как призрак, навстречу крещению. Рука сестры Осанны с незаживающей раной, розовый смеющийся рот Анджелы, отчаяние во взгляде донны Лукреции во время ужина с каштанами, широко расправленные обнаженные плечи Чезаре, когда он уходил после корриды. Царица Эсфирь, коленопреклоненная перед царем Артаксерксом… Но это всего лишь фреска на стене. Я продолжала бежать, понимая, что сейчас во мне лопнут все жилы, прежде чем настигну свою цель. В подобном шуме, среди стольких людей разве можно было что-то найти?
Я попыталась подняться, уйти, но рука Чезаре лишь крепче сжала мое колено, а пальцы впились в мою плоть через несколько слоев одежды. А с другой стороны Микелотто тихо взял меня за предплечье.
– Что, не нравится? – поинтересовался Чезаре и, придвинувшись ближе, прошипел на ухо: – Малышка Эстер Сарфати, неужели ты думала, я такой же сентиментальный, как царь… как его там? Видишь толпу? Они готовы с тобой расправиться, как те проклятые свиньи с карликом. И со мной тоже. Мы оба marrani. Но они терпят меня потому, что я предоставляю им развлечения и не подпускаю их врагов к воротам. И в эту минуту ты им нравишься. Во-первых, ты хорошенькая, а во-вторых, сидишь рядом со мной. Будет о чем посплетничать в грязных тавернах и перед нечищеными очагами. Я знаю, твой отец помог нам купить все это, но теперь оно у нас есть, и мы, как видишь, поменялись ролями. Теперь ты нуждаешься во мне.
Кто-то закричал. Женщина. Люди стали оборачиваться. Безбородый юноша с брошью на головном уборе улыбнулся, растянув рот до ушей. Истошные вопли поднимались к балдахину, прорываясь сквозь полосатый шелк, и улетали в бледно-голубое небо. Это были мои крики.