- И к чему ты это ведешь? Я знаю, что собой представляю. И что ждет меня на этом проклятом троне... если что-нибудь не придумаю.
Давай, поделись своим гениальным замыслом, вижу же, не терпится.
- Как хорошо, что у тебя есть замечательная я, - зеленые глаза Грау возбужденно блестели, - которая все уже придумала.
Я лгу, сколько себя помню, и в ответ не доверяю никому, но ей - верил.
Грау плевать на меня, плевать на страну, но она давно мечтала оставить в дураках жрецов. Чисто из любви к искусству.
Хедвин всегда смотрел на меня с упреком. С раннего детства его всезнающий неодобрительный взгляд преследовал меня - то я сбежал с бесполезных занятий по истории, подкинув учителю записку с местом тайной встречи его нежно любимой жены и лучшего друга, то подрезал подпругу на седле коня братца Эля, чтобы тот проиграл глупый спор на охоте, то разбил любимую вазу племянницы министра, принцессы соседнего государства и моей невесты - милейшей Крисельи Лугарской.
Криселья - еще одна проблема. Во дворце она появилась два с половиной года назад, когда мне было шестнадцать - старше, выше, и невзрачная такая, что среди наших расфуфыренных леди терялась совершенно. Мрачная девица в смешных пышных платьях с изуродованным лицом - длинный тонкий шрам пересекал левую щеку, отчего Криселья одним своим видом наталкивала на мысль о великой трагедии. Жрецы называли ее язычницей и наставляли на путь истинной веры, но у них там - в Лугарии - просто свой бог и традиции, и каждая благородная женщина немножко жрица, чисто символичная и раздражающая постоянными молитвами. Но что бесило больше всего - Криселья никогда не смотрела в глаза собеседнику, всегда пряталась - за молчанием, вежливыми улыбками, за надежной спиной дядюшки Хедвина.
И сейчас эта парочка рыжих лугарийцев поймала меня на выходе из спальни леди Альвины, где я из-за всех сил старался забыться, отвлечься от тревоги и сомнений.
- Ваше величество, - Хедвин поклонился, следом Криселья, и сразу все стало ясно.
Сердце ухнуло, и ладони вспотели, приятная расслабленность улетучилась без следа.
- Когда коронация?
Да, не тяни, министр. Скажи, сколько мне осталось?
Но тот опять со своим неодобрительным взглядом.
- Сначала следует почтить память вашего отца.
Говорит так, словно я обязан сожалеть о его смерти. Его смерти как родителя - никудышного эгоистичного родителя, - а не короля. Нет уж, такой лжи от меня не дождетесь.
- Почтим, никуда он не денется. Меня больше интересует корона...
- Его величеству не стоит беспокоиться по пустякам.
Я вздрогнул от слов Верховного жреца, от его неожиданного бесшумного появления. Откуда он здесь взялся? Но не мог же Всевечный Арвис обделить нас своим вниманием в этот знаменательный час.
- Служители готовы принять на себя все заботы - пусть эти три дня до благословения Хранящего Вечность Господина пройдут в покое и печали...
Всевечный Арвис не знал меня настоящего - я искренне на это надеялся. Я презирал отца, я уважал Хедвина, но лысого коротышку с лисьим взглядом и безвозрастным лицом я ненавидел и боялся. Он всегда появлялся в самое неудобное время, парой льстивых слов задуривал голову и улыбался, извечно улыбался - хвалил ли ребенка или выносил смертный приговор мятежнику.
Приподнявшись на цыпочки, он приобнял меня и мягко увел от раздраженного Хедвина и смиренно склонившейся Крисельи, нашептывал, что должен я делать все эти три дня предвкушения коронации и причащения. Восхвалял милость Хранящего Вечность Господина, бога, в которого давно уже никто не верил, бога, по заветам которого жил каждый роотенландец.
И с каждым его словом я сильнее и сильнее убеждался - без помощи Грау я погибну, и плевать на риск, на кощунственный ненадежный план. Если желаю стать королем, то должен вырваться из кокона традиций.
В конце концов, я обещал.
*******
Грау в очередной раз переплела косу - казалось, туже некуда, но непослушные волосы вечно норовили вырваться на свободу в самый ответственный момент, залезть в глаза или защекотать, разбивая сосредоточенность. Она вздохнула, медленно и глубоко, успокаиваясь.
Грау была уверена, что совершает большую глупость, но решение не одна она принимала, и не за минуту - план старый, план глупый и совершенно безумный. Но такой долгожданный. Пойти против жрецов Хранящего Вечность Господина! Против Арвиса, чей возраст давно минул за сотню лет. Человека опытного и безжалостного, опасного, несомненно, и все же - излишне самоуверенного. Когда столько времени - ах, да почти вечность! - стоишь на вершине, то веруешь не в божественную милость, а собственную непогрешимость.