«К сожалению, нет», сказал голос. «Но это не обычные случаи. Мелкие сошки не заставляют людей вырезать себе сердца. Даже я в лучшие времена не позволял себе такого».
«А что тогда? Ты должен знать!»
«Мальчик», голос в голове зазвучал грубее и тяжелее, и Томас почувствовал, как его виски сдавил раскаленный обруч. «Ты имеешь хоть малейшее представление, сколько внизу обитает князей, герцогов, духов и прочих чинов? Ты представляешь, сколько душ находится в услужении у самого мелкого герцога? И ты считаешь, что вправе указывать мне, что я знаю, а что нет? Будь это хоть сам Белиал, я не могу этого знать, пока не увижу».
— Святой отец? — Дарио осторожно потрогал его за рукав. — Вы нам поможете?
Томас поморгал, словно возвращаясь в реальность из тяжелого сна. В подсознании, он чувствовал раздражение и недовольство Астарота — словно в голове ворочалась огромная глыба льда с острыми краями.
— Конечно, — медленно проговорил он, отчаянно пытаясь сфокусироваться и вернуть себе контроль над собственным телом и разумом. — Я только приведу в порядок дела, и можем выдвигаться. Остановишься пока у меня — матушка будет рада гостям.
— Слава Господу! — Дарио схватил руку Томаса и горячо поцеловал ее. — Я верил, что вы не откажете! Благослови вас Господь!
— Пока еще рано меня благодарить, — Томас рассеянно вывел мужчину на улицу. — Пройдите вверх по этой улице, пока не упретесь в дом с красной крышей. Спросите Анну и скажите, что вы от меня. Она примет вас. Я пока останусь здесь. мне нужно закончить дела.
Дарио глубоко поклонился и спешно зашагал по дороге, а Томас все стоял на крыльце и смотрел ему вслед.
Только когда силуэт мужчины стал совсем неразличим, священник вернулся назад, в прохладную тень церкви. Томас медленно, будто в первый раз, обошел все вокруг, бережно прикасаясь к священным реликвиям и алтарю, словно прощаясь с ними.
«Ты боишься», голос не спрашивал, но утверждал.
— Да, — ответил Томас вслух, — я правда боюсь. Мне кажется, это что-то очень плохое. Отец Бернард даже не успел рассказать мне все, что знал, до своей гибели. Этот сердечный приступ…
«Это вправду была случайность. Никто не виноват».
— Странно слышать такое от тебя, — Томас сел на скамью и прикрыл глаза. В полуденную тишину вплетались отдаленные разговоры людей, щебетание птиц, скрип повозок, которые то и дело проезжали по дороге. Все было так спокойно и тихо — настоящая идиллия, если не считать пары тех случаев за последние несколько недель.
«Не всегда во всем стоит винить демонов. Тебе ли не знать, сын священника? Сколько темных душ ты встречал на своем пути? И все они, заметь, все до единой молили о прощении, обвиняя в своих грехах кого угодно, кроме себя. Это ли не обнажает суть человеческой натуры?»
— Каждый достоин спасения, — упрямо возразил Томас. Эту мантру он твердил с того самого момента, как впервые познакомился со своим воображаемым другом, и именно она помогала ему не сбиваться с пути.
«Даже ценой чужой жизни?»
Томас плотно сжал губы. Этот вопрос терзал его каждый день, и голос знал об этом, потому что обладатель голоса был частью его самого, и Томас просто-напросто не мог существовать без него.
— Скажи… — голос молодого священника надломился, — он… долго мучился?
В этот раз, голос взял паузу прежде, чем ответить.
«Нет. Все произошло быстро».
Глава 4. Душа
Когда Уильям Эккер впервые увидел новорожденного сына, его сразу же захлестнуло ощущение чистого, незамутненного счастья и любви.
Он так давно мечтал об этом дне: с тех самых пор, как Анна вложила свою руку в его и доверила ему свою судьбу. Но он понимал, что будет эгоистично заводить ребенка, не имея крыши над головой, поэтому терпеливо ждал, когда у них появится свой дом — островок безопасности и надежды. И вот, спустя несколько лет, Уильям, наконец, увидел долгожданного сына.
Но его счастье длилось всего несколько мгновений — ровно до того момента, как Уильям осознал, что ребенок не дышит. Анна была слишком слаба, чтобы понимать, что происходит, и практически сразу потеряла сознание. Уильям остался один на один с умирающим младенцем, и счастье в его душе уступило место леденящему ужасу.
Сперва он, в естественном порыве служителя Господа, упал на колени и принялся истово молиться о спасении жизни сына — но секунда шла за секундой, младенец синел, а спасения не было. Тогда Уильям решил попробовать кардинально другой способ.
Он сорвал с шеи деревянный крестик и закинул его подальше, в угол комнаты. Зубами надкусил ладонь и указательным пальцем принялся выводить на полу спальни сигил с пятиконечной звездой внутри. А после, завершив круг, Уильям пролил в центр свою кровь и прошептал: