– Извольте, – пожал плечами Кошкинд. – Но вы ж помните, что это небезопасно?
– Спасибо за предупреждение, – саркастически улыбнулся генерал. – Я пом…
Слово застыло на кончике языка. Новый секрет сработал, легонько ужалив Виктора в палец. Он поднял на Кошкинда глаза, в которых читался… Нет, не испуг. Скорее, недоумение. Самуил улыбался. Правда, совсем невесело.
– Вы ж сами только что говорили про месть до последнего, – полушепотом произнес он. Вот и… А знаете, генерал, нам с вами действительно среди людей не место. Они сами разберутся, как им жить. Пламя, не пламя… Им-то есть дело до нашей с вами природы? Да, вы правы. Я очеловечился… Немножко. И если вас это утешит, мне искренне жаль, что генерала Стрельникова совсем скоро не станет. Бродить по Земле без цели – невероятная скука. Даже не знаю, как я с этим справлюсь… Сожалею, что вы тогда меня просто использовали. Честно… Прощайте.
Кошкинд поднялся из кресла и шаткой походкой пошел к выходу. Теперешний яд был попроще того, старого, с помощью которого лишился жизни бедняга Жюль. Этот действовал гораздо быстрее. В общем, Виктор Стрельников тяжело дышал ещё минуты две. Или три…
Вечером того же дня, выйдя из дома за продуктами, потерявший бдительность Кошкинд пересекал по диагонали проезжую часть. И чуть не попал в глупейшее ДТП. Какой-то длинный красный автомобиль с яркой девицей за рулём вылетел на всех парах из подворотни и резко затормозил перед вздрогнувшим Самуилом.
– Дед, да ты с ума сошёл! Охренел?! Жить надоело?! – заорала перепуганная водительница, выскочив из машины.
– Кто дед? – удивился Кошкинд, пожал плечами и, обернувшись на полусогнутых, загляделся в зеркало витринного стекла нового универсама.
На него из-под седых кустистых бровей бесцветными, обрамленными в сетку морщин глазами смотрел сутулый дряхлый старец. Как только на ногах держится? В гроб давно пора, а он…
– Дед? Ты чего, пердун старый? Эй! Не умирай-ка, слышь?… Алло, скорая!
Хроника отстрела
Олег Андреевич Бердялин, некогда вполне приличный семьянин и одновременно уважаемый немногочисленными друзьями и некоторыми коллегами инженер-конструктор, испытал все тяготы и лишения кредитно-финансовой системы на собственной шкуре. Нет, он не скрывался от судебных приставов, не отказывался от уплаты алиментов и счетов за услуги ЖКХ. Он вообще не имел долгов. Разве что один единственный. Перед Родиной. Отдать который ему в своё время помешало банальное плоскостопие.
Бердялин в начале девяностых, когда родной завод перестал оплачивать труд своих работников, каким-то чудом устроился кассиром в мелкий банчок, неожиданно организовавшийся на недвижимой базе заводской столовки. Олег Андреевич, надеясь пересидеть год-другой в кондиционированной атмосфере кассового зала, чтобы позже, когда всё наладится, вернуться в родное ОКБ, задержался за купюросчётной машинкой на два десятилетия. А что прикажете делать? Завод тихо ахнул и загнулся, разместив в чревах мёртвых цехов своих торговые центры, рестораны быстрого питания, кинозалы, пропахшие попкорном, и даже невиданное досель в провинциальном Солитёрске чудо – аквапарк с настоящей морской волной и разноцветными пластиковыми горками, напоминающими индивидам, склонным к диалектике, спиральные витки мировой истории.
Банчок же, пройдя тяжкий путь финансового озверения, всем на удивление пережил и инкомы с менатепами, и мрачные августовские дни девяносто восьмого, выдержал, выдюжил, залез под тёплое жирное седалище каких-то борзых то ли газовиков, то ли нефтяников, и стал довольно крупным и уважаемым банком. С филиальной сетью по всей стране и отделениями в привычно-провинциальных ныне Лимасоле, Гибралтаре и Лондоне.
Но Олег Андреевич карьеры не сделал. Хотя мог. Пока более беспринципные коллеги его перепрыгивали с условно-мягких дерматиновых стульев на велюровые, а затем и в кожаные кресла на колёсиках, карабкались по лысеющим головам неудачников и скользким от слюней и неправедного пота ступеням карьерной лестницы сначала на второй этаж – в отделы, потом на третий – в правление, Бердялин продолжал скромно сидеть за бронированным стеклом этакого аквариума, неспешно считая чужие банкноты. Правда, лет десять назад к должности «кассир» в его трудовой книжке дописали сомнительно-гордое слово «старший», а ещё пятилетку спустя облагодетельствовали списанной из гаража по остаточной стоимости непрестижной ныне фиолетовой «волгой» предпоследней модификации.
Вялотекущая семейная жизнь Олега Андреевича, словно продолжительная болезнь, мало того что радостями баловала редкими и уныло-условными, так и закончилась серьёзными осложнениями. Супруга, которой надоело терпеть рядом со своим телом «дешёвую тряпку», подалась к «настоящему мужику» с подсушенным на лесопилках торсом о пяти синих куполах с крестами, стыдливо выглядывающими из-под растянутой несвежей майки. Ушла, неверная, прихватив с собой сына, которого немедленно определила в суворовское училище, дабы оглоед не путался под ногами во время обещающего затянуться медового месяца. Ну и, до кучи, оттяпав квартиру. Нет, понятно, что «ушла» – громкое слово, не имеющее с фактическим положением дел ничего общего. Вынужден ретироваться был как раз сам Бердялин. Если уж быть до конца откровенным, Олег Андреевич с законных квадратных метров подвергся изгнанию с применением грубой физической силы тем самым «настоящим мужиком» по имени Леонтий, что следующие полгода занимал место возле тела бывшей супруги, а потом… Впрочем, о «потом» и речь пойдёт потом. Потерпите немножечко, хорошо?