Оказавшись за воротами замечательного медучреждения, наконец-то полностью проснувшийся и пришедший в себя Мякишев тут же поинтересовался у первого встречного прохожего, коим оказалась необычного вида девочка-подросток с черно-розовыми волосами.
– Простите, юная леди, не подскажете, где тут у вас театр?
– Чего? – вылупила глаза «леди», продолжая методично работать развитыми не по годам челюстями.
– Театр, говорю, у вас где? – повторил свой вопрос Юра.
– Ну, дядя, ты в натуре! – повертела пальцем у виска странная землянка, удивительно похожая на диковатых, но добродушных аборигенов с планеты Читау-4. Впрочем, до ответа все же снизошла: – Ты в Москве, мужик. Тут театров тыща, тебе какой?
– Самый большой, – не удивился такой постановке вопроса Мякишев.
– А, Большой! – с облегчением вздохнула девочка-монстр. – Так это тебе в центр надо. Садись на метро и дуй до «Театральной». Вкурил?
– Вкурил, – с благодарностью кивнул Юра и, пытаясь побыстрее раскодировать в своей многомудрой голове прожженного путешественника выданный только что маршрут, прямым ходом направился в сторону невидимой отсюда ближайшей станции подземки. Вживленный в мозг навигатор работал безупречно.
За долгое время скитаний по мирам Юра Мякишев прекрасно овладел древнейшим искусством бытового гипноза, поэтому не переживал за отсутствие аборигенских дензнаков в кармане собственного комбинезона, очень кстати оказавшегося в новейшем местном тренде. Наводя легкий морок на контролеров, пришелец без труда, но с несколькими пересадками все ж достиг нужной остановки, а, выбравшись на поверхность из неуютного подземелья, уверенной походкой направился прямиком к театру…
На вопрос по счастливой случайности оказавшегося на месте художественного руководителя: «А какими, собственно, вы обладаете навыками, что вот так, сразу, с улицы?», Мякишев произнес сакраментальную фразу:
– Я очень хороший статист. С переменной фактурой и навыками абсолютной бездвижности до пятнадцати часов земного времени.
– Продемонстрировать можете? – недоверчиво улыбнулся худрук.
– Естественно, – оскалился в ответ Юра. – У вас когда ближайшая репетиция?…
Отстояв на репетиции шесть часов в одной позе и при этом ни разу не моргнув глазом, «гениальный статист» Мякишев в тот же день получил отдельную комнату в общежитии, скромный аванс из прямо скажем небольшой зарплаты, трудовую книжку «взамен утерянной» и рабочий репертуарный список с подкорректированным перечнем собственных ролей, как то: «Лебединое озеро» – Прибрежное Дерево, «Жизнь за царя» – Царь-колокол и т. д. и т. п.
С подачи всесильного худрука, буквально онемевшего от актерских данных своего нового служащего, в первый же месяц пребывания на Земле Юра оформил общегражданский паспорт (опять же «взамен утерянного») с постоянной (!) пропиской и паспорт заграничный, необходимый для зарубежных гастролей.
В актерском коллективе Мякишева тоже полюбили сразу. А что? Высок, статен, вежлив и обходителен. На главные роли не претендует, по поводу недостатка материальных благ не скулит, всем искренне улыбается, в интимных связях никому, невзирая на возраст и половую принадлежность, не отказывает, но ни на руку, ни на сердце, опять же, не претендует.
Да и спектаклей не срывает. Уж если сказано в программке «Скала – Ю. Мякишев», то скала будет стоять. Железобетонно…
Прошло почти три земных года.
Юра, получивший некоторое время назад в трудовую книжку новую запись «старший актер-статист», увеличил собственное ежемесячное благосостояние на полторы тысячи рублей, обзавелся дармовой «от Минкульта» однокамерной квартирой в Люблино и домашним котом Чезарио, вызванным с родной планеты срочной гравитограммой и прибывшим в Шереметьево в пластиковом атташе-кейсе.
Тем временем слава Мякишева росла со скоростью если не света, то звука. Точнее, слухов и сплетен. Поначалу незаметное «Прибрежное Дерево» однажды приковало внимание надменного закулисного червя и одновременно известного на весь мир театрального критика, коий посетил балет, даваемый Большим во время Лондонских гастролей в Ковент-Гардн. Статист, отыгравший спектакль столь вдохновенно и без единой помарки, настолько впечатлил высохшего от излияний собственной желчи грызопёра, что в рецензии был упомянут сразу вслед за режиссером и примой.
Как следует ожидать, после публикации о новом даровании заговорили. Сначала шепотом, в кулуарах. Потом громче, в расширенной околотеатральной среде. И, наконец, зашевелилась, зазвучала многоутробным гулом неравнодушная к сценическим действам общественность.