Аскаров, попав на кирпичный по вузовскому распределению в самом конце Перестройки, некоторое время работал в конструкторском бюро, кропотливо и не без интереса «изобретая» продукты «побочного» заводского промысла – в основном керамическую посуду. Так, для расширения ассортимента. Получая за внедрение небольшие доплаты, в свободное время, будучи по зафиксированной в дипломе специальности архитектором, вычерчивал на ватмане проекты «зданий и сооружений». Всё больше – домов и коттеджей индивидуального характера, которые тогда ещё не были столь обыкновенными, как в нынешние времена.
С приходом же рыночной экономики, когда спрос на керамическую посуду отечественного производства резко упал – большинству людей просто нечего из неё стало есть, а на кирпич снизился – массовое строительство резко сократилось, Аскаров со своими прожектами отправился к директору. Года три назад шеф выгнал бы наглеца взашей, сейчас же заинтересовался. Ага! От государства и трестов заказов нет – мы повернёмся лицом к частнику. Это ж одни обнищали, другие – совсем наоборот. Последних, этих «других», пусть не много, но и у нас мощности не резиновые.
В общем, нашлись заказчики. В достаточном количестве. С наличными в твёрдой валюте. Пришлось при заводе даже строительную фирму организовать, чтоб грядущую прибыль в чужие руки не отдавать.
Аскарову ж лет через десять такое существование наскучило. Да, безбедное и вполне материально-безоблачное. Да, с перспективами на повышение – старик со дня на день собирался на пенсию. Да, уважаемое – даже в горадминистрации при Женином появлении все былые и потенциальные заказчики ему улыбались и здоровались за руку, растаскивая парня по кабинетам «на рюмочку кофию». Чего б ещё желать? Семьи? Есть уже. Жена прелестная, дочка Маша – колокольчик весенний. Народного избранничества? Можно было и этот вопрос при желании порешать…
Но Женя ничего этого уже не жаждал. Он хотел одного. Рисовать. Писать картины. Маслом, пастелью, акрилом, темперой, акварелью – не важно. Главное – творчество.
Кто-то из знакомых, должно быть, сам воплощенный дьявол, случайно увидев у Аскаровых дома Женины любительские рисунки, однажды сказал:
– Да ты, парень, талантище! Тебе выставляться надо.
И понеслось…
Сначала с завода уволился. Потом, устав от скандалов, развёлся, оставив недовольной мужниными карьерными переменами жене с тогда ещё малолетней дочерью загородный коттедж, дорогой автомобиль и все свои сбережения за исключением ничтожной суммы на покупку комнаты в коммуналке. Много ль истинному художнику надо?
Нет, первые годы – пять или шесть, словно кто-то затаскивал его глубже и глубже, – складывалось всё не так уж и плохо. Были и персональные выставки, вернисажи, и критические отзывы – чаще хвалебные. Картины с рисунками продавались вполне бойко, уходили порой в столицу и даже за бугор. Друзей поприбавилось. Правда, каких-то непонятных, странных и тёмных.
Женя, человек от природы нежадный и добрый, кормил и поил всех приживал за свой счёт. Хотел вместо комнаты в коммуналке и студию в новой высотке прикупить. Что – студию?! Как Гоген, на Таити рвануть! Развернуться на Тихоокеанщине!.. Но как-то не заладилось, да и накопления таяли, как весенний снег… А новых работ не появлялось. За гулянками и попойками ушла Божья искра, не стало вдохновения. И руки всё чаще дрожали.
Ладно, когда несколько недель в забытье-мареве. Ну, месяц-другой. Даже год можно вытерпеть без творчества и его сомнительно-сладких плодов… Аскаров очнулся через три. В ноябре. В полном одиночестве. Высосанный и опустошенный. Без копейки денег, без идей, без всяких мыслимых перспектив.
Поначалу ему по старой памяти ещё давали заказы на оформление всяких кафе и небедных жилищ, но и на этом фронте Аскаров долго не продержался. Ушёл в депрессию, а с нею и в первый сольный запой. Занимал у соседей по коммуналке какие-то деньги, рисовал, торговал немудрящими пейзажиками и натюрмортами на блошинке, задёшево, на материалы и пузырь… Жена бывшая, увидавшая его однажды на рынке, с трудом узнала в опустившемся пропойце близкого когда-то человека. Посмотрела искоса, презрительно. И произнесла одно лишь слово-приговор:
– Деградант.
А вечером позвонила и запретила видеться с дочерью, тогда уже старшеклассницей…
На Женины похороны пришли лишь соседи по коммуналке, Зина, продавщица из продуктового, да дочь Маша, студентка-первокурсница. Марина, бывшая жена, на кладбище поехать не смогла, слегла в больничку с инфарктом. А когда выписалась через пару недель, дочь не пустила её за город, домой, а чтоб быть постоянно рядом, привезла к себе на съёмную квартиру.