Она шумно вдохнула, взглянула на Адама глазами, полными крайнего недоумения, и громко закричала.
Он никогда в жизни не бил женщину и думал, что не способен поднять руку на Бет. Но рука Адама, казалось, сама по себе наотмашь, сбоку ударила Элизабет по лицу. Наступило молчание.
– Он умирает, и ничего, черт побери, с этим не поделаешь! – заорал Адам. – А теперь, Бога ради, веди себя так, чтобы его гибель не оказалась напрасной! Иначе набегут японцы и перебьют всех, кто рисковал своей жизнью, чтобы нам помочь.
Элизабет истерично всхлипывала. Слезы ручьем текли по ее лицу. Адам, крепко взяв ее за руку, увлек за собой.
– Пойдем же! – убитым голосом сказал он. От его прежнего гнева не осталось и следа. По лицу Адама тоже текли слезы. – Нужно нагнать остальных, Бет. Нам с тобой нельзя отставать.
Глава 32
Она очень смутно помнила подробности их долгого, тяжелого перехода. Они пересекли шоссе, чудом избежав встречи с японским конвоем из нескольких грузовиков. После этого они шли долго, медленно и почти без происшествий. Генри Бассет плохо переносил жару. Адам снял с него рюкзак и нес двойной груз. Идти приходилось по пересеченной местности – и так день за днем. Адам помогал как мог и малышке-китаянке. Через неделю они добрались до Вайчоу, а затем несколько благословенных дней наслаждались путешествием на барже по Ист-Ривер.
Только мысль о том, что Риф все еще жив, поддерживала душевные силы Элизабет. Люди в деревне, где остался Риф, были настроены дружелюбно. Они обязательно постараются выходить его, а если будет нужно, спрячут от японцев. В один прекрасный день он нагонит ушедшую вперед группу. Элизабет была настолько уверена в этом, что эта мысль помогала ей переносить и жажду, и грязные завшивевшие одеяла, на которых приходилось спать, и изнурительные переходы.
Часть дороги они проехали на военном грузовике, потом двинулись по железной дороге в Чунгкин: деньги на билеты им дали в методистской миссии Куконга.
– Никогда бы не поверил, скажи мне кто-нибудь раньше, что я смогу проделать такой путь, – все повторял Бассет. – Честное слово, никогда не думал, что мы сможем столько пройти!
Адам лишь устало улыбался в ответ, потому что и у него бывали минуты сомнений, когда он не верил, что они смогут добраться до Чунгкина. Двухмесячный переход серьезно подорвал его здоровье, и Адам не заблуждался на этот счет. Никогда больше ему не бывать таким крепким и здоровым, как прежде.
Когда Адам вошел в роскошную ванную своей комнаты в британском посольстве и после длительного перерыва увидел себя в зеркале, то поначалу даже не узнал – он стал стариком. Его еще густые волосы совсем побелели. А отросшая борода делала его похожим на карикатурного отощавшего Санта-Клауса.
Намылив бороду, Адам приготовился ее сбрить. Краем глаза наблюдая за Элизабет, он восхищался ее фигурой. Она выглядела изящной и стройной, хотя и располнела в талии. Работники посольства принимали их как мужа и жену, а Элизабет и Адам были до такой степени измучены, что им не хотелось и думать о том, чтобы пускаться в объяснения по поводу своих истинных отношений.
– Так проще, – сказал ей Адам. – Тем более в твоем положении.
Элизабет было все безразлично. Единственной ее мыслью было услышать что-нибудь о Рифе, о том, что он жив-здоров.
– Должен быть опубликован официальный список всех военнопленных, захваченных японцами, не так ли? – спросила она у Адама. Ее глаза были полны надежды, а в бледном лице не было ни кровинки.
– Непременно, – ответил он, размышляя о том, соблюдают ли японцы Женевскую конвенцию. – Но пройдет еще не один месяц, прежде чем Красный Крест получит доступ к информации о попавших в плен.
– Я подожду, – тихо ответила она и чуть притронулась к своему округлившемуся животу. – Но все равно, Адам, я уверена, что Риф жив.
Через несколько часов после прибытия Адама пригласили сделать официальный доклад военному командованию. Он сообщил все, что мог, обрисовав ситуацию в Гонконге. Рассказал о зверствах в полевом госпитале, привел приблизительные цифры погибших, поведал о жестокости японцев, о серьезной ране Рифа и о том, что тот был вынужден остаться, чтобы не задерживать отряд.
Полковник, которому удалось всего за несколько дней до Адама добраться до Чунгкина, осторожно поинтересовался:
– Как вы думаете, капитан Эллиот может остаться в живых?
Адам, поколебавшись и думая о Бет и ее уверенности, что Риф все еще жив, ответил:
– Нет, сэр. Капитан Эллиот и сам знал, что рана его смертельна. Он понимал, что умирает.
Адам сознавал, что никто ему не предложит воинской службы. Физически он не подходил для какой бы то ни было активной деятельности.
– Мы не можем переправить вас в Англию, – с сожалением сказал офицер колониальных войск. – Единственное, что можно сделать, – так это посадить вас и миссис Гарланд на самолет, отправляющийся в Рангун. Там пока спокойно. А оттуда, если повезет, вы сможете улететь в Индию.
Элизабет отказалась уезжать куда бы то ни было без Юнг Шуи.
– Если хочешь удочерить ее, методистская миссия может помочь, – сказал Адам, который и сам подумать не мог оставить девочку одну. – Я поговорю с ними.
– Буду тебе благодарна, – сказала она и признательно пожала ему руку.
Он посмотрел ей вслед, как всегда, с беспредельной нежностью. Внешне могло показаться, что они живут как супруги, но никто из них даже представить себе не мог, чтобы возобновить интимные отношения.
В апреле, взяв с собой Юнг Шуи, они отправились в Рангун. Международная обстановка обострилась. Сингапур был захвачен японцами, и даже в Рангуне люди не чувствовали прежнего спокойствия. Через неделю после приезда их спешно переправили в Калькутту военным самолетом.
– Тут нам и придется дожидаться конца войны, – сказал Адам.
Элизабет думала о том, где сейчас Элен, Ли Пи, Алистер, Том, Ронни... Ей казалось, она знает, где может быть Риф. Наверняка он оправился после ранения и теперь во главе какого-нибудь отряда китайских повстанцев воюет против японцев. А если вдруг он попал в плен, значит, находится в лагере, и, стало быть, Элизабет оставалось дожидаться конца войны, когда Риф вернется.
В Калькутте их устроили с комфортом, предоставив в полное распоряжение целое бунгало. Соседи старались придерживаться в быту так называемого колониального стиля, что напомнило Адаму жизнь в Гонконге. Элизабет была удивлена, когда Адам сказал ей об этом. Она почти ничего не замечала вокруг и полностью ушла в себя в ожидании рождения ребенка и окончания войны. Она ждала встречи с Рифом.
Адам сделал все возможное и невозможное, чтобы достать рояль. Когда его установили в просторной гостиной Элизабет, Адам уверовал в то, что ее душевное здоровье теперь вне опасности. Скоро Элизабет зажила так, как прежде. Она упражнялась по семь-восемь часов в день, стараясь довести до совершенства любое разучиваемое произведение. Этому научил ее Ли Пи.
В июле родился ребенок, и персонал клиники, разумеется, полагая, что заботливый муж и есть отец ребенка, был немало удивлен, когда Элизабет попросила в свидетельстве о рождении записать отцом Рифа Эллиота.
– Как ты его назовешь? – спросил Адам, стоя у ее койки.
Элизабет прижимала к себе крепко запеленатого младенца, у которого можно было разглядеть только сморщенное личико и черные волосики.
Элизабет улыбнулась. Ее волосы были разбросаны по плечам. Она выглядела лет на восемнадцать – как тогда, когда на ней женился Адам.
– Николас Риф, – ответила она, и ее щеки запылали от радости. В глазах было столько любви, что у Адама кошки заскребли на сердце. Он не ревновал, не мучился при мысли, что ребенок, которого Бет сжимала в объятиях, от Рифа. Все былые чувства давно уже умерли в его душе – это случилось тогда, когда он почувствовал уважение к Рифу. Но Адам испытывал почти невыносимое сожаление, что этот малыш не был его ребенком! Вот если бы они с Бет, Юнг Шуи и малышом могли жить единой дружной семьей...