– Я столько времени прожила в гостиницах, что совсем не хочу еще и на собственную свадьбу ехать из отеля, – мягко, но вместе с тем решительно произнесла Элизабет. – Кроме того, никаких подруг или друзей у меня в Лондоне нет. Все те, с кем мне довелось общаться, были отцовскими друзьями или знакомыми. А у них я никак не могу остановиться, тем более что не приглашаю их на свадьбу.
Принцесса сменила тактику: перестала взывать к здравому смыслу Элизабет и заговорила о предрассудках.
– Знаешь, говорят, что встречаться с женихом в день свадьбы до того, как окажешься перед алтарем, – дурная примета.
– Но у нас не будет никакого алтаря, – удивленно сказала Элизабет. – Мы просто запишемся в книге регистрации, а в церковь не пойдем, Луиза.
Принцесса в отчаянии развела руками. И у невесты, и у жениха первый в жизни брак, а они даже не думают идти в церковь?! Она была возмущена до глубины своей католической души.
– Я, Адам Гарланд, заявляю, что мне не известно о существовании каких-либо препятствий, могущих помешать моему вступлению в законный брак с Элизабет Элен Кингсли, – громко и твердо отчеканил он, обращаясь к чиновнику-регистратору.
Луиза Изабель вздохнула и краем платочка промокнула глаза.
– ...Я обращаюсь ко всем присутствующим, – продолжал Адам, – с просьбой засвидетельствовать тот факт, что я, Адам Гарланд, беру в супруги Элизабет Элен Кингсли.
Затем чиновник обратился к Элизабет.
– А теперь прошу вас, повторяйте вслед за мной, – сказал он мягким голосом.
Прошло несколько секунд, прежде чем Элизабет заговорила. Луиза Изабель подумала, уж не опомнилась ли девушка, не поняла ли наконец, на какой шаг решается: выходит замуж за человека, которого многие годы считала кем-то вроде своего второго отца. За человека на двадцать четыре года ее старше! За человека, которого за несколько недель до бракосочетания не могла представить своим любовником даже в страшном сне.
– Я, Элизабет Элен Кингсли, – напряженным низким голосом начала она, и Луиза Изабель пожала плечами, как бы давая понять, что решительно слагает с себя всякую ответственность. Теперь назад дороги нет. Если Господу угодно, они будут счастливой парой. Несомненно, Адам безумно влюблен в Элизабет. Но не исключено, что по прошествии некоторого, пусть даже очень значительного, времени она поймет, что, хотя Адам ей очень нравится, она не любит его. И не исключено, что тогда, когда она сделает подобное открытие, различие между двумя понятиями уже не будет играть никакой роли. Во всяком случае, принцесса искренне на это надеялась. После завершения церемонии она с чувством расцеловала молодых, с улыбкой приняла от Элизабет букет цветов и осыпала молодоженов конфетти, когда все направились к выходу, собираясь отпраздновать это событие небольшим торжественным завтраком в «Кафе де Пари».
Они никому не сообщили, где именно намерены провести свой медовый месяц. Принцесса полагала, что молодые отправятся на континент. Во Флоренцию или в Венецию, а может быть, в Рим. Преподаватель музыки, у которого занималась Элизабет, если бы его спросили, высказался бы в пользу какого-нибудь тихого и вместе с тем экзотического места вроде Корнуэлла или Ирландии.
Однако их тайну так никто и не раскрыл. После торжественного завтрака по случаю бракосочетания, когда двое гостей простились с молодыми на ступенях «Кафе де Пари», Адам и Элизабет поехали не к вокзалу Виктория, не на поезд, и не в направлении Корнуэлла, даже не к паромной переправе, чтобы добраться до Ирландии. Автомобиль повез молодых на юг, проехал лондонские пригороды, миновал Летерхед и Гилдфорд, одолел обсаженные деревьями участки дороги до Хаслмера, затем выехал на открытый простор. По обеим сторонам дороги простирались живописно раскинувшиеся зеленые пастбища у подножия пологих холмов. Элизабет и Адам ехали в «Фор Сизнз». Их манили сельские тишина и спокойствие, царившие тут от века.
В открытом «остине» Элизабет сидела рядом с Адамом. Она испытывала безмятежное счастье. Еще совсем недавно она была одинокой и несчастной – и вот нежданно-негаданно переменилась вся ее жизнь. Рядом с ней человек, кого она может любить, за кем будет ухаживать, о ком будет заботиться. Человек, всей душой любящий ее.
– Интересно, как себя чувствует наша замужняя старушка? – с улыбкой спросил Адам, когда впереди показался дом Элизабет и машина въехала в аллею, обсаженную деревьями.
– Старушка чувствует себя как за каменной стеной, – со смехом ответила Элизабет и стиснула его руку повыше локтя. – Теперь уж ты никуда от меня не денешься, как бы ты того ни хотел!
Адам надавил на педаль тормоза, машина плавно остановилась на гравиевой дорожке как раз у входа в дом.
– Ну, этого можешь не опасаться – подобная мысль вряд ли когда-нибудь придет мне в голову, – ответил он с некоторым недоумением в голосе.
Выйдя из машины, он обогнул автомобиль и открыл дверцу для Элизабет.
– Лучше все заранее предусмотреть, чем потом локти кусать. – Она широко улыбнулась, отчего на щеках обозначились ямочки. Легко подняв ее на руки, Адам направился к входной двери.
Она обхватила его шею. Жесткие волосы Адама, как вереск, шелестели под ее пальцами. Элизабет прижалась головой к его щеке.
– Я тебя люблю, Адам Гарланд! – нежно прошептала она, когда за ними закрылась массивная дубовая входная дверь.
Объятия Адама сделались еще крепче. Через холл с дубовыми панелями он направился к лестнице на второй этаж.
– Я тоже тебя люблю, – сдавленным голосом произнес он. – И через несколько минут смогу доказать тебе свою любовь.
Спальня золотилась в лучах полуденного солнца. Адам бережно опустил Элизабет на большую медную кровать и подошел к окну, чтобы закрыть шторы. Никогда прежде они с Элизабет не оказывались в столь интимной обстановке. Сделав ей предложение, он обращался с ней исключительно почтительно, как предписывали строгие законы викторианской эпохи. Он отлично понимал, что у Элизабет нет родителей и потому некому о ней позаботиться. Адам не хотел, чтобы его могли обвинить, будто он воспользовался положением девушки в своих интересах.
Элизабет все еще была в том самом шелковом платье, которое надела на церемонию регистрации. Она лежала в той же позе, как Адам положил ее. Со своего места она следила за тем, как он задернул шторы, после чего в спальне воцарился полумрак. Элизабет плохо представляла себе, чего именно следует ожидать. У нее никогда не было близости с мужчиной. Более того, она, в сущности, не имела опыта интимного общения с представителями противоположного пола. Ее жизнь с отцом в этом смысле была весьма однобокой. Хотя во многом другом Элизабет сделалась опытной и знающей и уверенно чувствовала себя в самой роскошной обстановке, при большом скоплении народа, в отношениях с мужчинами она оставалась совершенно несведущей.
У нее никогда не было подружек ее возраста, с которыми она могла бы обсуждать интимные вопросы, поехидничать и посмеяться. Она понятия не имела о том, что значит раскованно чувствовать себя в компании сверстников. Где бы она ни очутилась, Джером всегда был рядом, и его присутствие оказывало на Элизабет определенное воздействие. Она была свидетельницей таких ситуаций, о которых люди вдвое старше ее и понятия не имели. Но все равно следовало признать, что ее жизненный опыт был слишком невелик. И когда речь заходила о любви, отсутствие элементарных знаний особенно бросалось в глаза.
Адам снял пиджак и бросил его на стул, спросив несколько натянутым тоном:
– Ты не хотела бы глотнуть шампанского? Она чуть приподнялась на подушках.
– Да... Впрочем, скорее всего нет. – Чуть помешкав, она с обезоруживающей откровенностью произнесла: – Интересно, когда люди впервые остаются наедине, они всегда так теряются?
Его напряжение сразу же как рукой сняло. Адам улыбнулся и ответил:
– Не все готовы в этом признаться, но я совершенно уверен, что многие себя чувствуют именно так. И в этом смысле шампанское очень помогает. Я велел прислуге как следует охладить бутылку к нашему приезду. Я сейчас вернусь...