- Твою ж мать... - едва слышно выдохнул дворский, чувствуя как холодный пот пробивает его под толстым теплым кожухом, даже не смотря на усилившийся к вечеру ледяной ветер.
Поспешно осмотрелся по сторонам. Гудящий, словно улей, половецкий лагерь, готовящийся к скорому, не смотря на надвигающуюся ночь, выступлению, показался внезапно ему еще более угрожающим, чем обычно. Какой странный, что-то явно таящий в себе, взгляд бросил на него вон тот, только что прошедший мимо, половчин. Неспроста, неспроста все это!...
- Боярин! - окликнули его. - Ты эт чего там?
Ольстин с шумом втянул в себя воздух. Встряхнул головой, отгоняя внезапно нахлынувшее чувство страха и, не глядя сунув уздечку в седельную сумку, вскочил на коня. Натянул поводья, разворачивая того мордой на закат.
- Поживее, парни, - распорядился он. - Поживее. Ой, как бы не закончилось наше посольство раньше времени и не так, как мы то мыслили. Ох, нехорошие у меня предчувствия. Ходу, ходу! - И с этими словами, не жалеючи, пришпорил коня.
Вот только обманули предчувствия боярина. Черниговцы без всякой опаски уже к рассвету следующего дня добрались до сторожевых крепостей на Псёле. А днем позже, уже на Суле, встретились и с неумолимо надвигающейся на посмевших нарушить русские рубежи половцев массой полков киевских князей Святослава и Рюрика. А уздечка... уздечка Жарко, некогда любимого скакуна Ольстина Олексича, потерянного им одной давней ночью в степи за Осколом, все это время мирно покоилась в седельной суме. Молчаливым, но таким неумолимым напоминаем. И обещанием. Обещанием скорой встречи.
***
1185 г., 12 мая
Каяла
- Нет, ну ведь такого же нарочно не придумаешь, - хрипло рассмеялся Ольстин Олексич и, скривившись, попытался сплюнуть скопившуюся во рту кровь из разбитой губы. - Это ж надо было умудриться, пропустить участие в той славной трепке, что наши парни задали Кончаку на Хороле. Только лишь затем, чтобы два месяца спустя встрять в идиотскую затею Игоря и оказаться в числе тех, кого в хвост и в гриву отымел тот же Кончак, едва-едва успевший вытащить из-под брюха свой поджатый после Хорола облезлый хвост! - Запрокинул голову назад, прищурился на солнце здоровым глазом. - Только с нашим князем, Ярославушкой, что б ему ежами в нужник ходилось, можно было так опростоволоситься, не иначе!
- Не трави душу, боярин, - глухо проворчал откуда-то сбоку Ждан.
Ольстин повернулся к десятскому, но отпустить новую язвительную остроту уже не успел. Внимание его оказалось приковано к группе богато одетых всадников, спускающихся с вершины соседней сопки и направляющихся к согнанным в кучу и большей частью поставленным на колени со связанными сзади руками пленникам. Над передними верховыми развевался бунчук Шаруканидов.
- А вот и сам хозяин пожаловал, - криво, насколько позволяла рассеченная хлестким ударом половецкой сабли правая половина лица, усмехнулся дворский. - Поприветствовать дорогих гостей.
Один из стоявших подле него черниговцев, давно уже из-за обильной кровопотери заметно клевавший носом, не удержал таки равновесия и с коротким стоном рухнул лицом вниз, во взбитую сотнями человеческих ног и конских копыт грязь. Заворочался, безуспешно пытаясь подняться. Но сделать это с перехваченными за спиною руками было не так-то и просто. Проезжавший мимо на невысокой гривастой лошадке мышиного цвета степняк, из тех, что были приставлены охранять русских полонянников, пролаял что-то на своем гортанном языке и прямо с седла вытянул лежавшего на земле плетью вдоль по спине. Надо ли говорить, что это мало чем помогло бедняге?
- Эй ты! - угрожающе, даже несмотря на свое явно плачевное состояние, выкрикнул Ольстин Олексич, с трудом приподнялся на затекших за долгие часы вынужденного стояния на коленях ногах и бросился между бултыхающимся в грязи раненым товарищем и нависающим над ним с кнутом в руке половцем. - Псина смердячая!
Плеть со свистом взвилась вверх. Дворский зажмурился, готовясь принять удар, но в этот момент раздался короткий грубый окрик. Рука степняка застыла, дрогнула и медленно пошла вниз. Почтительно склонившись в седле, половчин поспешил убраться с пути отделившегося от давешней группы одинокого всадника на тонконогом аргамаке. За спиною Ольстина еще двое черниговцев, неуклюже ковыляя на коленях, подобрались к своему упавшему товарищу и совместными усилиями как-то все-таки помогли ему подняться с земли.
Боярин приоткрыл уцелевший глаз. Встретился взглядом с приближающимся всадником и на негнущихся ногах сделал пару шагов навстречу ему.