- Приветствую сильномогучего хана Кончака, - Ольстин попытался изобразить вежливый поклон, но едва не потерял равновесие и с трудом устоял на ногах. Тем не менее, присутствия духа он отнюдь не потерял. - Не так уж давно и виделись в последний раз. Надеюсь, здоровье хана, его табунов, жены и детей все так же прекрасно? - осведомился он.
- Благодарю, Ильтан-бек, - кивнул Кончак, останавливая коня. - Не жалуюсь.
- А я вот слышал, что на Хороле приключилось с тобою что-то нехорошее, - с деланой досадой покачал головою боярин.
- На мне, как на собаке, все быстро заживает, - безразлично пожал плечами хан, ничем не выдав, что слова русского его хоть сколько-нибудь задели. - Вот, сам видишь, - обвел рукою вокруг, - уже и сквитался за недавнее.
- Это да, - кивнул, соглашаясь Ольстин Олексич. - Тут тебе повезло.
- А вот тебе, бек, нет, - без дальнейших обиняков мрачно бросил Кончак, и на миг полыхнувшее в его глазах пламя было красноречивее иных слов.
Дворский вновь усмехнулся одной только здоровой половиной лица.
- И давно ты знаешь, хан?
- Нет. Как и ты. Она узнала тебя лишь два месяца назад, на пиру в моей ставке. И мне все рассказала только после того, как ты уже уехал.
- А если б сказала раньше? - Ольстин попытался изобразить любимый трюк с заломленной бровью. - Ты позволил бы нам уехать?
Кончак на какое-то время задумался, устремив взгляд куда-то в сторону, мимо пленника. Наконец покачал головой и, вновь повернувшись к нему, ответил:
- Посол священен. Но, - предупреждающе поднял он руку, обрывая уже было попытавшегося вновь что-то сказать боярина, - и ты, бек, знаешь не так много, как тебе кажется.
- Да ну? - Удивительное дело, но ему таки удалось вопросительно вскинуть вверх здоровую бровь. - Хотя, пожалуй, да. Одного, хан, я и в самом деле не знаю. Понять не могу. С чего вообще такому, как ты, сдалась какая-то порченная девчонка? Как сталось, что она оказалась твоей женой?
- Есть такой старинный обычай, урус, - не сводя взгляда с дворского, ответствовал Кончак, - младший брат наследует жену старшего после его смерти или гибели.
Ольстин замер с приоткрытым ртом. Хмыкнул. Еще раз. И, наконец, запрокинув голову, расхохотался. Уже ничуть не обращая внимания на свои раны. Застывший напротив него хан никак на это не отреагировал, молча наблюдая за выплеском эмоций пленного уруса. Лишь опасно прищурил раскосые черные глаза.
- Нет, ну вот этого уже точно нарочно нельзя было бы придумать! - отсмеявшись, через слово сплевывая кровь, выдавил из себя Ольстин Олексич. - Какие же дивные петли порою закладывает наша жизнь! А, хан? - Помотал головою. - Ладно. Я ведь и так уже знал, что на выкуп рассчитывать не приходится. - Обернулся назад. - Надеюсь, хоть у моих людей надежда есть?
- Все как обычно, - кивнул Кончак, тронув аргамака чуть вперед и медленно вытягивая из ножен саблю. - Ты не первый год на этой собачьей войне.
- Это да, - согласился дворский, вновь поворачиваясь к степняку, выпрямляясь, расправляя плечи, встречая его своей кривоватой улыбкой. - А знаешь что, хан? А ведь это я был у нее первым. Не ты. Не твой брат. А я. Я был у нее первым!
Росчерк сабли.
***
1185 г., 17 мая,
половецкие вежи на устье Тора
Полог юрты стремительно отлетел в сторону, и лишь слегка пригнувшийся в проеме Кончак ступил внутрь. Остановился. Нашел глазами неподвижно застывшую на своей, женской половине, Тулай. Шагнул к ней и медленно опустил на пол перед ней массивное бронзовое блюдо, на которым, накрытый отрезом алого аксамита, покоился некий большой круглый предмет. Выпрямился и отступил на шаг назад. Замер в ожидании.
Тулай, однако, продолжала все так же молча смотреть в одну точку прямо перед собою, игнорируя и мужа и его дар. Кончак выждал еще какое-то время, затем развернулся и направился к выходу. Только в этот момент его настиг голос жены:
- Ты должен был привезти его живым.
Хан вновь повернулся к супруге.
- Чтобы ты могла порезать его на ремни, женщина? - холодно осведомился он. - Наслаждаться этим днями и днями? Быть может, растянуть его страдания на целую луну? - Покачал головой. - Месть никогда и никому не приносит удовлетворения. Она лишь выжигает душу. До тла. А в твоей душе, женщина, и без того мало уголков, которых не коснулось бы пламя.
- Он убил твоего брата, - тяжело роняя слова, продолжала стоять на своем Тулай.
- Я знаю, - кивнул Кончак. - И я восстановил справедливость. Не более того. Никакие его мучения не вернули бы мне брата. - Опустил взгляд на свой дар у ног жены. - Но если тебе так уж важно поизмываться над ним...
Не договорив, хан развернулся и вышел прочь из юрты. Тулай осталась одна.