На Базарной площади елочки посажены. И надо же. С тех пор как тут не стало ярмарки, они разрослись. Долгачева разрешила на Базарной площади, под елочками, сколотить лотки на дубовых столбах, чтобы бабы торговали не где-нибудь, а тут, под рукой. Екатерина Алексеевна знала, что народ любит походить по рядам, поторговаться да и что-нибудь купить. Каждое утро бабы раскладывали на столах ящики с рассадой, пакетики с семенами, летом — красные пучки редиски, корзины с грибами. «Да разве нечем торговать, когда хочется торговать?! — решила Долгачева. — Вон, под елочками, уже кто-то есть в такую рань!»
Подойдя поближе, Екатерина Алексеевна разглядела, что под елочками была тетя Даша — уборщица. В телогрейке, в резиновых ботах с короткими голенищами, тетя Даша подметала Базарную площадь. Здесь всегда многолюдно: старики, дети, бабки с узлами. Куда едут? Зачем? А где люди — там, известно, сор. Валяются стаканчики из-под мороженого, бутылки.
Тетя Даша работой себя не изнуряла. Относилась к делу философски: сколько ни мети, весь мусор не уберешь.
— И-и, не спится тебе, Алексеевна, с молодым-то мужем? — заговорила тетя Даша вместо приветствия. Толстая, в телогрейке, едва сходившейся у нее на груди, она перестала подметать и оперлась на черенок метлы, — я в ваши годы любила поспать.
Тетя Даша говорила не подобострастно, а так, как со своими товарками, сидя на завалинке перед домом.
— Заботы, тетя Даша, — сказала Екатерина Алексеевна, думая о своем: «Уж все знают, что Тобольцев приехал. Надо как-то объявить об этом, хоть ближним. Устроить вечеринку или что-то вроде свадьбы. А то получается, что мужа держу тайно».
— А мне так кажется, — заговорила тетя Даша, — рано встает только наш брат — подметала!
Долгачева остановилась, посмотрела в лицо рано постаревшей женщины. «Тетя Даша, наверное, не всегда была подметалой», — подумала Екатерина Алексеевна. Долгачева понимала, что старуха сказала это с юмором, но в ее шутке есть доля правды: сколько тетя Даша переделала дел мелких, ненужных.
Сказала уклончиво:
— Привыкла вставать рано. Отец у меня занимался пчелами. А я ему помогала.
— А-а!
Тетя Даша вновь взялась за метлу, а Долгачева пошла к себе. Екатерина Алексеевна не могла рассказать старухе, почему она встала ни свет ни заря. Не каждому человеку объяснишь это. Казалось бы, все в районе поделано: сев закончен, картошка посажена. А секретарю все не спится. Потому она и не спит, что перед серьезным разговором с Грибановым ей хочется побыть одной, собраться с мыслями.
Пока Долгачева разговаривала с тетей Дашей, в дальнем конце скверика показалась еще одна женская фигура. Женщина несла через плечо две корзины. Сбросив ношу, облегченно вздохнула:
— Слава богу, донесла. Плечо онемело.
«Чем можно торговать в эту пору? — подумала Долгачева. — Зелени и грибов еще нет, а рассаду небось уже посадили». Приглядевшись повнимательнее к женщине, Екатерина Алексеевна узнала в ней Грачеву, по-уличному — Грачиху.
Долгачева, может, и не узнала бы женщины — со многими людьми она встречается, но Грачиха — ее соседка, и как-то, лет пять назад, приходила к секретарю райкома, как она сказала, «искать правды». Она продала часть дома — комнату с террасой — и оговорила с покупательницей, что продает, мол, без участка. Дело было осенью, и покупательница согласилась. А весной — настало время сажать картошку — соседка огородила забором свою долю земли, что ей по купчей было положено, — и за лопату. Грачиха, понятно, кричать. А соседка спокойно роется в своем огороде и внимания на крик ее не обращает.
«Брюква в земле сидит — и та небось повернулась бы на мой крик. Пожалела бы мои слезы! — жаловалась Грачиха. — А эта ведьма сопит в две ноздри да смурыжит лопатой». Грачиха корила соседку, ругала ее почем зря: и такая она, и сякая. Умоляла Долгачеву найти на нее управу. Помочь одинокой женщине, которая и живет лишь этими сотками своего участка.
Екатерина Алексеевна слушала причитания Грачихи и упрямо ссылалась на то, что такие вопросы решает горсовет. Долгачева не хотела встревать в это дело: пришла бы не Грачиха, а женщина-труженица из артели или из промкомбината — Долгачева, может быть, и позвонила бы в горсовет, похлопотала бы. Но за Грачеву хлопотать не хотелось — это была главная туренинская торговка.
Долгачева не знала ее прошлого, Грачиха и Грачиха — так звали ее все. Работала она где-нибудь? Когда? Была ли она замужем? Есть ли у нее дети? Екатерина Алексеевна знала только, что Грачиха всегда стоит на рынке. Темную фигуру торговки можно видеть под елочками и зимой, и летом, и в жару, и в непогоду. Грачиха была одержима торговлей. Если б люди не отдыхали ночью, не уходили с рынка, она торговала бы и по ночам.