Грибанов говорил, а Долгачева присматривалась к нему.
Без плаща Юрий Митрофанович выглядел моложе, был проще. Ему на вид было лет тридцать — тридцать пять; мужиковатый, с большой тяжелой головой. И эта голова с большой копной волос и бородка как-то смущали Долгачеву, и она не очень-то вникала в то, что он говорил. Ей все казалось, что уход за своей внешностью должен отнимать слишком много времени, в ущерб науке.
А Грибанов говорил, что он первый на кафедре взялся за новое течение в науке, за социологию, и поэтому его в университете очень ценят. Ректор предоставил ему лабораторию, которую он доверху забил карточками социологических исследований. Юрий Митрофанович объяснил Долгачевой свою систему анализа, дал ей анкету.
А кто будет обрабатывать их — не сама же Долгачева?
Губанов как бы уловил ее сомнения.
— Мы обрабатываем анкеты на электронно-вычислительной машине. Мало того, студенты снимут фильм и жизни колхозников и рабочих совхозов.
Юрий Митрофанович коренаст, и, хотя на нем был хороший костюм и в полоску галстук, все равно деревенская закваска давала о себе знать. Это чувствовалось и в его обличье, и в фигуре и в речи. «А может, и хорошо, что деревня в нем дает знать о себе, — подумала Долгачева. — Ведь городской человек, у которого душа о деревне не болит, не может заниматься и ее проблемами. Только такие люди, как Грибанов, — решила она, — и болеют за наше село».
— Вы задумали хорошее дело. — Юрий Митрофанович порылся в кармане: видимо, хотел закурить, но постеснялся Долгачевой. — Важнее ничего в жизни нет. Мы все виноваты перед нашим селом и перед нашей землей. Мы не уедем, пока не окончим всех дел.
И, желая быть учтивым, Грибанов сделал Долгачевой комплимент, сказав, что он надеется, что с ней будет легко работать: она — тоже ученый и будет понимать их с полуслова. Екатерина Алексеевна улыбнулась. Она считала, что ученый — это тот человек, который занимается наукой. А она каждый день занята только планом. Для науки времени не остается.
Нечего скрывать, эта похвала Грибанова была ей приятна. Но Долгачева нашлась, пошутив, что если и надо кого хвалить, так это вычислительную машину: она вскроет все сомнения и боли.
— Да, от фактов, вскрытых ею, никуда не уйдешь! — подхватил Грибанов. — Однако ее программа узка и ограниченна. Тут машина полагается на людей.
29
Екатерина Алексеевна присматривалась к Грибанову: можно ли ему доверять тайные мысли? Однако как ни была Долгачева осторожна — не высказывать все малознакомому человеку, — не удержалась, заговорила о наболевшем.
— Село — это наш грех тяжкий! — Она постучала ладонью по краю стола. — И мы должны его искупить. Надо строить в селах современное жилье, новые фермы. Надо благоустраивать быт. Тут сомнений быть не может. Но ваша вычислительная машина не даст совета: где взять столько денег, чтобы построить на селе современные жилища, механизированные фермы, благоустроить быт?
— Вы слишком много хотите от нашей машины, — пошутил Грибанов. И лицо его, уже успевшее обветриться, покрылось мелкими морщинами. — Уж за одно то, что она вскрывает наши беды — скажите ей «спасибо».
— Нет, я шучу. И за это не ей, а вам — большое спасибо.
Юрий Митрофанович пожал плечами: не за что.
— Мы делаем это по плану кафедры.
— Все равно.
— А о деньгах и о строительстве в колхозах вы правильно заговорили, — согласился Грибанов. — Если мы хотим поднять деревню, то деньги нам нужны большие. Запущено село — вот в чем беда. На Ставропольщине, где мы работали раньше, — там, я должен вам сказать, вопрос о деньгах не стоял так остро. — Юрий Митрофанович старался выражаться гладко. — Там хозяйства богатые. Скажем, если колхоз задумал оставить у себя молодого работника, он выделит средства. Колхозы строят благоустроенные дома для молодоженов. Дают ссуды вернувшимся из армии. Выдают единовременные пособия — на приобретение мебели, на покупку коровы. На все у них есть деньги.
— У них-то есть, да у нас нет! — воскликнула Долгачева.
— Но теперь, надо полагать, Нечерноземью помогут.
Эти успокоительные слова — надо полагать — выводили Долгачеву из себя. Но она сдержалась.
— Теперь все надеются на «надо полагать»… — выделяя последние слова, продолжала Екатерина Алексеевна. — А дело все не в помощи государства, а в развитии самих хозяйств, в расширении их производства. Может, и подсобят на первых порах. Но государство в первую очередь заботится о другом: оживить село. Помогут ссудами, машинами, затратами на мелиорацию. Но нельзя же переложить всю тяжесть на чужие плечи! Если в колхозе некому доить коров, то райком доярок не пришлет. Колхоз сам должен вести свое хозяйство. Завтра производить больше, чем сегодня. Только такое хозяйство жизнеспособно. К сожалению, это не зависит от нас с вами, от нашего «надо полагать».