— Стало быть, когда вы неожиданно встретились на улице, вы уже прекрасно знали о наклонностях школьной подруги?
— Я уже говорила: я не моралистка. Я и не думала ее осуждать. Тогда мне казалось — если ей нравится все время менять мужчин, пусть живет как хочет. — Марсия сосредоточенно взглянула на меня. — Теперь мне так не кажется.
— Что преподавал этот профессор?
— Историю искусств. Но учтите, я не назову вам его имени. Я считаю, он здесь ни при чем. А если вам так важно, как его зовут, ищите сами. Не сомневаюсь, вам это удастся. Но от меня вы ничего не узнаете.
— Котрелл?
— Нет. С чего вы взяли?
— Она упоминала при вас имя Котрелл?
— Да нет же, я его слышу впервые!
— Был ли у Венди кто-нибудь, с кем она встречалась чаще, чем с другими?
— Я таких не знаю, хотя — почему бы и нет? Она могла принимать кого-то более или менее постоянно, когда я уходила на работу.
— Как вы думаете, сколько она зарабатывала подобным образом?
— Мы об этом предпочитали не говорить. Но как мне думается, за один визит обычная плата составляла тридцать долларов. Это в среднем. Она рассказывала, что кое-кто давал и сотню, но не думаю, чтобы такое случалось часто.
— И сколько же получалось в неделю?
— Честно, не знаю! Я не занималась подсчетами. Ночью Венди принимала мужчин по три-четыре раза в неделю, но только одного за ночь. Днем — тоже, но меня при этом не бывало, поэтому точно сказать не могу. Вечерами она часто ходила на свидания; но они тоже не всегда заканчивались постелью. Кое-кто узнавал номер ее телефона от друзей, приглашал в ресторан, она не отказывала, но если человек был не в ее вкусе, она ссылалась на головную боль и возвращалась домой. Как бы это сказать? Венди не стремилась скопить миллион.
— Понятно. В неделю она получала — приблизительно, конечно, — несколько сотен долларов. Так?
— Ну, наверное. По сравнению с моей зарплатой это было целое состояние, но если задуматься, не такая уж огромная сумма денег. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Не совсем.
— Она не гналась за легкой наживой в прямом смысле слова. Ее можно было назвать «беспечным ездоком», ловцом удачи. — Марсия густо покраснела и добавила: — По-моему, она получала удовольствие от того, что делала, — от общения с мужчинами, от красивой жизни. Это ее пьянило как вино.
От разговора с Марсией я получил больше, чем ожидал.
Пожалуй, пора закругляться, решил я. Всегда надо вовремя остановиться, но человеком движет надежда неожиданно узнать что-то новенькое.
Конечно, можно съездить в Индиану и там накопать что-нибудь еще, можно найти там людей, которые вспомнили бы о Венди Хэннифорд, но стоило ли терять время? Мог бы я получить новые сведения, проливающие свет на жизнь Венди, как этого хотел ее отец?
Я сделал знак официантке. Она стала выписывать счет, а я, коли уж вспомнил о Хэннифорде, спросил Марсию, часто ли ее подруга говорила о своих родителях.
— Иногда она вспоминала отца.
— И что же она о нем рассказывала?
— Ничего. Просто говорила, что хотела бы лучше его знать.
— А что, ей казалось, что она плохо знает собственного отца?
— Естественно! Он же умер еще до ее рождения, так откуда же ей было его знать?
— А… я-то думал, что она имела в виду отчима.
— О, нет, об отчиме Венди никогда не упоминала. Только разок сказала вскользь, что надо бы им написать, чтобы они там не волновались. Я потом спросила, написала ли она домой, и она повторила, что надо это сделать в ближайшее время. Из чего я поняла, что она всячески тянула с письмом.
Я кивнул:
— Так оно и было. Хорошо, так что она рассказывала о своем отце?
— Точно не помню, но мне кажется, он был ее идеалом, даже идолом. Помню, как-то мы заговорили о Вьетнаме, и она сказала, что какой бы ни была эта война — хорошей ли, плохой, — но воюют там прекрасные люди. И грустно добавила, что ее отец погиб в Корее. А однажды заметила, что если бы отец был жив, то все в ее жизни было бы по-другому.
— В каком смысле?
— Она не стала уточнять.
Глава одиннадцатая
Приехав на Бродвей, я вернул машину в контору проката, зашел в закусочную и за сандвичем и куском яблочного пирога стал просматривать заветный блокнот, чтобы хоть как-то привести в порядок полученную информацию.
Итак, Венди Хэннифорд. Ее интересовали мужчины зрелого возраста, и если всерьез задуматься о причине, то корень этой страсти кроется в глубокой, невостребованной любви к отцу, которого она никогда не видела. В колледже это ее стремление реализовалось в отношениях с преподавателями.