И вот они вышли. В числе первых, после того как борт из Лондона посадили.
Николай Петрович крепко обнял сына, прижал его мускулистое тело, вдохнул родной запах.
– Как ты быстро! – шепнул ему. – В первых рядах!
– А, – небрежно отмахнулся Аркадий. – Нам предложили в «бизнес» пересадить – мы согласились. Всего-то по шестнадцать тыщ доплата.
Николаю Петровичу стало досадно. Захотелось сказать, что шестнадцать тысяч – как раз пенсия ежемесячная для российских стариков, да не для всех, а кому выпало счастье в Москве поселиться, а в провинции так и вполовину меньше получают. Но решил не портить первого момента встречи, не занудствовать. Тем более что Аркадий представил стоящего рядом молодого человека – высокого, сильного, с кустистой бородой и татуировкой на предплечье:
– Это мой друг. Евгений Базаров. Я писал тебе о нем.
– Да-да, очень приятно, – пробормотал Николай Петрович.
Он пожал протянутую руку.
– Евгений поживет у нас недельку-другую, пока в столице осмотрится.
– Очень хорошо, почтем за честь, так сказать, принять…
Николай Петрович подхватил у сына саквояж, Аркадий и его друг взялись за самокатные тележки с багажом – и втроем, гуськом, лавируя меж таксистов, предлагающих недорого доехать в Москву, отправились по переходу на крытую стоянку.
Николай Петрович всегда втайне гордился, что он сам – как и брат его – не какой-нибудь парвеню, выскочка, скороспелый богач, прыщ, что вспух из ниоткуда в последние четверть века разительных российских перемен. Нет! За ним и за его семьей – почти целый век пребывания в элите. Да, дед из совершеннейших низов – но так и повелось в те двадцатые-тридцатые годы, времена колоссальных социальных катаклизмов. Однако он, дедуля, Николай Кирсанов-старший, благодаря своим редкостным качествам – таланту, интеллекту, умению ладить с людьми – пробился, возвысился, продвинулся на самые видные места в советской империи. И они, его внуки, невзирая на малоудачное второе поколение в лице своей матери, деда не посрамили, высоко пронесли его знамя. Даже сейчас, в такие сложные годы новых перемен.
Дом Николай Петрович с Павлом Петровичем имели в самом что ни на есть распонтовом месте – на пресловутом Рублево-Успенском шоссе. Участок, оставшийся от деда, пятьдесят соток драгоценнейшей подмосковной земли, не раз служил приманкой для всевозможного риелторского воронья. Какие только заоблачные суммы за него не предлагали, особенно во время строительно-недвижимого бума в начале нулевых! Наверное, если братья продали б тогда участок с домом – безбедно смогли бы до самой смерти проживать за границей, где-нибудь на теплом море, на кусочке землицы меньшей площади – не говоря уж об иной области российского Нечерноземья, типа Калужской или Костромской. Но хоть искушение имелось – преодолели, выдюжили, сохранили заповеданный дедом и бабкой драгоценный клочок.
Напротив, дом разительно обновили. Вместо бревенчатого двухэтажного, построенного еще в тридцатых по старому финскому проекту, возвели каменные палаты, трехэтажные. С двумя просторными крыльями и двумя отдельными входами – на каждого из братьев. В строительстве, конечно, в основном Павла Петровича заслуга – он, пока особняк возводили, на участке дневал и ночевал, зорко бдил, чтоб вороватые подрядчики и косорукие работяги делали все качественно. Безжалостно, не глядя, рассчитывал на месте воров и бракоделов, а мог, если прогневают, руганью не ограничиться – зуботычину прислать. И терпели ослушники, стояли по стойке «смирно» – понимали: барин имеет право, а они провинились.
Но и Николай Петрович, конечно, в дом вложился. Особыми познаниями строительных «ноу-хау» он не обладал. Поэтому в технологию не лез, однако башлял полной горстью – еще неизвестно, чьих средств в хоромах больше, его или бра-тельника. Как раз времечко такое приспело: картины его стали востребованы, пошли на «ура» не только в стране, но и за рубежом – слава буму начала века и высоким нефтяным ценам.
Так что думал он о доме (и смотрел на него, и пользовался его удобствами) всякий раз с удовольствием, как на плод рук своих. Не такой любимый, конечно, как Аркадий и второй сын, юный, от Фенечки – Александр, но зато, чего греха таить, самый совершенный, от которого никак и нигде не станешь ждать подвоха.
Белый, на холме, в стиле русских усадеб, с огромным балконом-террасой, зимним садом, двумя парадными входами-въездами, украшенными колоннами, – он до сих пор служил украшением старого дачного поселка под странным именем Хауп.