— К слову, о живых, — заговорил я, словно невзначай. — Я вот тут на днях повстречал интересного человека. И он рассказывал, что встретил странных существ.
— Каких? — невинно осведомилась девушка, выкладывая на мою тарелку еще одну порцию сырников.
— Он говорил, что они с виду совсем как люди, а когда пожелают — обращаются в зверей.
Иришка как-то странно покосилась на меня и сухо уточнила:
— Когда пожелают, говорите?
— Угу.
— И в каких же зверей?
— Ну-у, вроде больших котов, — протянул я, намазывая вареньем кусочек поджаренного творога.
— А точно не собак? Я вот слышала, что перевертыши бывают псовыми.
— Откуда слышала? — удивился Питерский.
— Батюшка мне сказки сказывал, — отмахнулась девушка. — Говорил, что когда наступают голодные времена, то в город захаживают люди, которые вовсе не люди. Говорил, что у них головы песьи. И горе с ними приходит.
— Почему горе? — нахмурился я.
— А чего хорошего может прийти с собаками? — предположил Фома и тут же мотнул головой.
— Батюшка говорил, что они приходят злыми и поедают всех, кто попадется им на пути… Но, насколько я помню, он уверял, что меняться они могут только на полную луну, а не когда пожелают. А вот те, кто может меняться, когда им вздумается — совсем другие. Они не злые, а хитрые. Батюшка говорил, что их надо кормить вкусно, и тогда они не станут никого есть…
— Потому ты и научилась готовить? — спросил я шутки ради, но насторожился, заметив серьезный взгляд девушки.
— Вы надо мной не смейтесь, Павел Филиппович! Мой батюшка со своей семьей раньше на лесопилке работал, далеко за городом. И такого повидал, о чем в столице слыхом не слыхивали. Он рассказывал мне много разных историй. И сдается мне, что часть из них правда.
— И про перевертышей? — беспечно спросил я.
— И про них, и про оборачивающихся зверями…
— А это разные виды?
— Перевертыши только вид меняют, а внутри хоть немного, но остаются людьми. А оборачивающиеся вовсе перестают быть людьми, когда зверь занимает их тело… Вот их и стоит бояться.
— Умный у тебя был батюшка, — пробасил Фома.
— Он в город ради матушки переехал, потому что она не хотела жить в деревне. Боялась, что детям там будет тяжело жить, да и родительский век будет недолог. Да только батюшка не смог бросить хорошую работу и потому на вахту ездил. В одной из таких поездок и сгинул.
Девушка тяжело вздохнула и утерла глаза уголком передника.
— Простите, что напомнил о вашей потере, — извинился я.
— Что вы, Павел Филиппович! — отмахнулась Иришка. — Мы о батюшке только добром вспоминаем. Много лет прошло с тех пор. Матушка так и не решилась привести в дом другого мужчину — боялась, что станет нас обижать и поколачивать. Мы ведь до того мирно жили, и горя не знали. Хотя батя у меня был мужиком крепким, его во дворе побаивались. Думали, что такой и зашибить может. Мало кто знал, что он был хорошим охотником. Без ружья в лес не ходил.
— Грозный у тебя батя был, — озадачился Фома.
— Добрый, — добавила Иришка и вздохнула. — Он меня очень любил. И на самом деле верил в оборачивающихся. Потому и велел мне всегда носить с собой нож.
— Нож? — спросили мы с Питерским одновременно.
Девушка усмехнулась и вынула из-за пазухи небольшой кулон в виде кинжала из камня. Он висел на длинной цепочке.
— Батюшка говорил, что этот камень ранит всякую нечисть. А на обычных людей не действует.
Девушка вдруг стянула через голову украшение и сунула в руки Фоме. Тот растерянно взял камень в ладонь и показал мне.
— Не жжется? — вырвалось у меня.
— Обычный камешек, — удивленно отозвался парень, рассматривая предмет.
— Мне хочется верить, что он волшебный, — ответила девушка. — И защищает меня от дурного.
Питерский поднялся на ноги и бережно набросил цепочку на шею девушке.
— Я уверен, что ничего дурного с тобой не случиться, — пробасил он.
Я же неожиданно вспомнил, что совершенно вылетело у меня из головы ранее: мне стоило снять с Арины Родионовны кулон! Сама она не сможет расстегнуть цепочку…
В этот момент послышался звук открываемой двери и знакомый голос:
— Доброе утро…
Я быстро вышел на лестницу и спустился по ступеням. В холле стояла княгиня Чехова собственной персоной, и выглядела она довольно бодрой, несмотря на раннее время.
— Какими судьбами? — удивился я.
Бабушка ослепительно улыбнулась:
— А разве я не могу без особых причин заглянуть к своему любимому внуку? — парировала она.