— Вашество, к вам прибыл курьер, — пробасил он. — Привез какое-то письмо.
— Какое? — не понял я.
Но слуга только покачал головой:
— Не говорит. Хотя я его вежливо спросил, откуда он его принес. Сказал лишь, что должен вручить документ под расписку. Наверное, что-то очень важное.
— Скорее всего, это бумага из Адвокатской палаты, — произнес отец, и я повернулся к нему, ожидая пояснений.
— Я же говорил, что не смог до тебя дозвониться, — заявил Филипп Петрович. — И приехал к тебе потому, что мне стало известно: заседание по твоему делу перенесено на сегодня.
От этой информации у меня неприятно засосало под ложечкой. По спине пробежали большие холодные мурашки. Я вынул из кармана телефон, но он не реагировал на нажатие кнопок, только показывал значок пустой батареи.
— И что же ты сразу не сказал? — спросил я.
Чехов виновато развел руки в стороны:
— Я сказал! Но не смог рассказать подробности, потому что утро в вашем доме было богато на события. Вероятно, ты привык к подобному, а у меня жизнь не настолько насыщенная, и у меня совершенно вылетело из головы… Прости, обычно я такие вещи не забываю.
Я быстро уточнил:
— Когда заседание?
Филипп Петрович вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат.
— В три часа. Успеваем.
— Пригласи курьера, — попросил я Фому. Слуга кивнул и вышел из кабинета. Я же обратился к отцу:
— Ты знаешь, кто будет на заседании?
Он нахмурился припоминая фамилии.
— Васильев, Суворов, твой куратор, Муравьева от Министерства Юстиции… — начал перечислять Чехов. — К слову, весьма неприятная особа. Но справедливая, впрочем…
Я довольно кивнул:
— Вроде бы никому из них дорогу я не переходил… Скажи, у семьи нет проблем с этими людьми?
— Не припомню такого. Хотя, моя должность многим как кость в горле. Но ты правда думаешь, что кто-то решит тебе испортить карьеру? Если бы я знал, что существует такой простой путь увести тебя с адвокатуры…
— Не смешно, — вздохнул я.
— А кто смеется? — удивился отец.
В дверь робко постучали.
— Войдите, — отозвался я.
В кабинет вошел парень лет двадцати. В руках он неуверенно мял фуражку со значком курьерской службы, в проеме за его спиной маячил мрачный Фома.
Гость с опаской взглянул на стоящего у окна Филиппа Петровича и прошел к столу.
— Павел Филиппович, вам повестка. Приглашение на разбирательство, — неуверенно произнёс он, то и дело косясь на князя.
— Не бойтесь, он не кусается, — улыбнулся я, пытаясь успокоить парня.
— Не сегодня, — подтвердил отец и криво усмехнулся.
Курьер побледнел настолько, что я забеспокоился, что он сейчас потеряет сознание.
— Давайте, где подписать? — отвлек я внимание на себя.
— Да, сейчас…
Курьер достал из сумки письмо с гербом и печатью Адвокатской палаты. К нему крепились два небольших листа. Я взял ручку, поставил подпись в месте галочки и оторвал лист от конверта, оставив себе копию уведомления о вручении.
— Спасибо, — сказал курьер. Спрятал лист в сумку и добавил: — До свидания.
Он резко развернулся и поспешно покинул кабинет, по пути едва не врезавшись в Фому.
— Видимо, у парня непорядки с прошлым, — отметил отец. — Раз он знает меня, и один мой вид вызывает у него опасения…
Я пожал плечами. Выдвинул ящик стола, вынул из него нож и вскрыл конверт. Достал письмо, пробежал взглядом по тексту. Пробормотал:
— Интересно, почему разбирательство перенесли? И почему меня уведомили только сегодня?
— Сие тайна великая есть, — загадочно ответил отец.
— Что там, вашество? — уточнил с порога Фома, переминаясь с ноги на ногу.
Я положил на стол уведомление, взглянул на висящие на стене часы. До разбирательства оставалось еще четыре часа.
— Приглашение. Так что сегодня нам придется ехать в Адвокатскую палату.
— Ну, это не страшно, вашество, — парень неуверенно улыбнулся.
— Ты сам в порядке? — спросил я.
— Конечно…
Питерский избегал взгляда князя, переживая, что тот спросит о чем-то. Но старший Чехов сделал вид, что ничего необычного на втором этаже не произошло, и обратился ко мне:
— Хотел тебя отвезти сам, но увы: мне пришлось вместе с Шуйским позаимствовать у тебя немного горячительного, чтобы снять напряжение… А вести машину в таком состоянии я не решусь.
— А как же Шуйский? — спохватился я. — Он же уехал после того, как выпил!