— Это сложно объяснить, — нехотя ответила Свиридова. — Дела семейные…
— Яснее не стало. Но я оказался прав, и думаю, что идея сослаться на старый закон, принадлежала вашему отцу.
Девушка молча кивнула. И я продолжил:
— Я готов поговорить со Станиславом Александровичем об отмене этой вашей помолвки.
— Правда?! — вырвалось у девушки с надеждой.
— Но у меня есть условие. Вы навсегда оставите попытки сблизиться со мной. И объясните своему отцу, что давить на меня бесполезно.
В глазах девушки блеснула надежда.
— Если вы сделаете это, я буду вам должна, — поспешно проговорила она. — Клянусь Искупителем, я все поняла! Даю слово высокорожденной, что не стану претендовать на союз с семьей Чеховых. Если у вас получится откатить все договоренности и признать этот союз ничтожным…
— Нам ведь необязательно быть врагами, Елена Анатольевна, — проникновенно продолжил я. — Если вам нужна помощь, вы можете просто попросить меня. Вы ведь уже поняли, что у меня получается решать вопросы. И я вполне мог бы выручить вас, если возникнет такая необходимость.
Девушка замялась. А затем покачала головой:
— Говорю же: это семейные дела.
Я тяжело вздохнул и пожал плечами:
— Значит, мы поговорим, когда вы будете готовы. Вы придете в мой офис, и я постараюсь вам помочь.
Я развернулся и направился прочь, оставив Елену Анатольевну в стойле.
— Павел Филиппович…
Голос девушки прозвучал за спиной, когда я уже подошел к выходу. Я остановился. Обернулся.
— Вы сказали, что если бы Зимин не был членом вашей семьи, то этот закон все равно бы не помог мне стать Чеховой. Почему?
Я молча отодвинул полу пиджака. Задрал рубашку и указал на бок, где оставалась отметина после смертельной раны. Спокойно пояснил:
— Я умер, спасая одну дуреху, которая нарушила комендантский час и встретилась с Цареубийцей…
Лицо Свиридовой побледнело. А губы задрожали.
— Но вы… — начала было она.
— Меня спас хронос, который поймал нужный момент и смог отмотать время, — спокойно ответил я. — Но я успел встретиться с Приграничницей. И вернулся уже другим человеком. Так что фактически перед вами совсем другой адвокат Чехов. И любой суд принял бы это как доказательство. И раз уж мы говорим откровенно, то вам стоит вспомнить, что существуют иные законы, которые обязывают платить кровью за кровь. За пролитую мной кровь моя семья могла бы потребовать вашей крови, княжна. Или кого-то из тех, кто вам дорог. Но мы не играем в такие игры, это не наш уровень…
Я вышел из стойла, оставив Свиридову в одиночестве.
***
Зимин ждал меня у конюшен.
— Ну? Как побеседовали? — спросил он и окинул меня оценивающим взглядом. — Судя по тому, что ран от вил на вас нет…
— Вы оказались правы, — ответил я. — Гагарин заключил союз с младшей Свиридовой.
Стас кивнул:
— Это было очевидно. При желании можно даже найти, где прячутся эти юные возлюбленные.
— Зачем? — удивился я. — Сами объявятся, когда по городу разойдется слух о вашей с Еленой Анатольевной помолвке. Кстати, ваша невеста вам еще не надоела?
Зимин усмехнулся.
— Даже не представляете насколько, Павел Филиппович, — ответил он. — От нее одни проблемы…
— Тогда, быть может, пора ее освободить? — уточнил я.
Зимин нахмурился:
— А если у нее возникнут проблемы в семье?
Я пожал плечами.
— Я хотел сегодня поговорить с судьей Свиридовым, так что мог бы обсудить и этот вопрос. Свиридова и Зимин официально оказались связаны в Яблоневом Саду. Более того: связаны старым законом. А месть за гибель родича, пусть и новоявленного — еще более древний закон. Так что вряд ли Свиридов рискнет обидеть свою дочь.
— А она больше не станет вам докучать? — с сомнением уточнил кустодий.
— Она уже поняла свою ошибку, — ответил я. — И вряд ли рискнет приблизиться к моему дому. Потому что иначе она попадет обратно к вам. Думаю, она это прекрасно понимает и не станет рисковать. Все же чистить навоз ей не пришлось по душе…
— Воля ваша, мастер Чехов, — согласился Стас. — Мне только в радость будет отправить ее на все четыре стороны.
Он зашагал на конюшню, а затем оттуда послышался его бас. Слов я разобрать не смог, но через несколько секунд из ворот конюшни выскочила Свиридова. И мне отчего-то показалось, что первое, что сделает девушка, вернувшись в Петроград — это запишется к душеправу.