— Я помню эту вещицу, — улыбнулась хозяйка дома. — Ее мне проиграл в карты сам губернатор Московии.
— Так вы и в карты играете?! — восхитился Лаврентий Лавович.
— У меня много талантов, — скромно призналась женщина и вынула колокольчик из бумажного пакета.
Язычок ударился о металлический бок, по комнате разнесся тонкий хрустальный звон.
— Вот и славно, — княгиня щелкнула пальцем, и рядом с ней появилась невысокая девочка с серьезными глазами. — Олюшка, если раздастся звон колокольчика, ты немедля узнаешь, что требуется Любови Федоровне и сообщишь мне.
— Да, госпожа.
Призрак поклонилась и отступила в тень. При этом она зачарованно взглянула на Фому, словно понимала, что под его человеческой личиной скрывается зверь.
— Я встретила ее в Московии, — пояснила бабушка. — Олюшка очень вежливая и тихая. Когда-то она следила за тем, чтобы Павел делал уроки.
Я кивнул:
— Помню. Она единственная, кто не позволял мне отвлекаться. Но мне удавалось подкупить ее кошкой.
Бабушка потрепала меня по волосам.
— Олюшка любит кошек, это правда. И она не станет беспокоить кого-то без надобности.
Фома вызвался отвезти Иришку домой, но та отказалась, сославшись на то, что Софья Яковлевна позвонила ее матушке и попросила позволить девушке остаться под ее присмотром в нашем доме.
— Ни к чему ей мотаться туда-сюда, когда с утра можно сразу заняться делами и не тратить время на дорогу. Почивать мы будем в комнате Павла. Я займу диван. Очень полезно для спины поспать на жестком. А девушки займут кровать — она у моего внука бессовестно широкая. И я выступаю гарантом того, что ничего неприличного в доме не произойдет. Никто не посмеет сказать плохого о девушках, которые оставались тут на ночь в моем присутствии.
Питерский покраснел до корней волос, но не выдал вслух своих эмоций.
— Все неприличное тут было задолго до рождения молодежи, — сообщила Виноградова. И они с княгиней обменялись понимающими взглядами.
Мы отправились по комнатам. На прощанье Арина Родионовна легко коснулась пальцами моей ладони. По коже пробежали искорки ее силы, и я невольно задержал дыхание.
Бабушка вынесла мне стопку домашней одежды и костюм для завтрашнего дня.
— Будь начеку, — тихо сказала она, не переставая улыбаться для вида. — Меня беспокоит настроение Виноградовой. Она кажется не в своей тарелке. Если почуешь запах паленого, то сразу вызывай духов и прикажи придушить Любовь Федоровну.
— Что?! — поразился я.
— Чтобы она потеряла сознание и не спалила дом со всеми нами… Я бы попросила лекаря дать ей снотворное, но боюсь, что после него она опять может впасть в летаргию.
— Думаешь, все так серьезно? — я тяжело сглотнул.
— Не стоит недооценивать женщину, которая была мертва почти столько же, сколько до того сознательно жила, — бабушка крепко меня обняла. И шепнула на ухо: — Я позабочусь о девочках, не беспокойся.
— Быть может, стоило всех отправить прочь?
— Чтобы твоя соседка ощутила себя одинокой? Нам всем нужен повод, чтобы жить. А ей сейчас он надобен особенно остро…
Я решительно направился в комнату Лаврентия Лавовича.
— Ох и нелегко вам придется, Павел Филиппович! Боюсь, что выспаться у вас не получится, — покачал головой парень.
— Неужто вы и впрямь храпите? — удивился я.
— От этого недуга мне избавиться не удалось, — подтвердил лекарь. — Уж к кому я только не обращался, мастер Чехов. У нас это семейное, видимо — отец и дед всегда спали в отдельных от супруг комнатах. И из коридора было слышно, что они спят. Когда я дежурю рядом с больными, то сплю вполглаза, и от меня не слышно ни звука. Но стоит мне лечь, чтобы на самом деле выспаться, то внутри меня включается настоящий мотор!
— Быть может, это какое-то проклятье? — предположил я с улыбкой.
Однако вскоре мне стало не до смеха. Гость занял кушетку, оставив мне кровать. Он предположил, что это поможет обмануть его организм, и он решит, что спать крепко не стоит. Но организм лекаря оказался не так наивен. Лаврентий не храпел — он буквально исторгал дикое рычание из грудной клетки. Вскоре я уже сидел у стены и с удивлением рассматривал этого не особенно крупного парня, который заставлял оконные стекла вздрагивать. Заткнуть уши не получилось ничем. Потому как даже через восковые заглушки я слышал Лаврентия. Толкать его я не осмелился, так как точно знал, что в последнее время парень не высыпался.
И вот посреди ночи, я все же взял подушку, одеяло и покрывало и направился прочь. Дождался особо мощного всхрапа и отворил дверь, чтобы тихонько выскочить наружу. На секунду в комнате воцарилась тишина, и я замер, но потом лекарь мощным рыком дал понять, что крепко спит. Я выскочил из комнаты.