На фотографии, которая прилагалась к статье, был изображен Зимин в светлом мундире с лентой поперек груди. Художник зачем-то пририсовал ему пряди волос на висках и добавил благостную улыбку. Последняя никаким образом не вязалась с образом криомастера, которого я успел узнать. Думаю, любой, кто знаком с новым главой кустодиев, будет озадачен этой фотографией. Я понял, что снимок был сделан в Яблочном саду — позади Стаса виднелась арка. Уже позже он потерял ленту, расстегнул мундир и рубашку.
— Это они хорошо придумали, — прокомментировал статью Фома, подойдя к окну, чтобы открыть раму.
— Что придумали? — не понял я.
— Господина Зимина изобразить таким приятным и непохожим на себя…
Стало понятно, что мой помощник успел пролистать газету перед тем, как принес ее сюда.
— Ты думаешь, это сделали нарочно? — поинтересовался я.
— Знамо дело, — кивнул парень. — Зачем показывать всему Петрограду как выглядит настоящий начальник отдела кустодиев? Вроде бы он на той фотокарточке немного и похож на себя, но на деле никому в здравом уме не придет в голову, что он вживую может оказаться таким жутким.
— Это ты верно подметил, — согласился я.
— Кому надо — те и так поймут, кто перед ними. А посторонние путь ищут того, кто умеет улыбаться да расческой пользоваться… А еще они ему в руку меч пририсовали!
Действительно: довольный Станислав Александрович держал в ладони тонкий клинок в ножнах, усеянных драгоценными камнями.
— Никогда бы он такую штуку не взял бы в руки, — предположил Питерский. — Это ж какой-то девчачий ножичек!
— И то верно, — согласился я. — Зимин способен создавать ледяные копья и мечи — зачем ему такое странное оружие?
В этот момент из гостевой комнаты вышел лекарь и, заметив нас, смущенно улыбнулся.
— Господа, я совсем заспался! Даже не слышал, как вы покинули покои, Павел Филиппович… Скажите, я не докучал вам ночью своим храпом?
При воспоминаниях о рыке, который издавал этот тщедушный с виду человек, я вздрогнул.
— Мне не особенно спалось, и я выходил сюда. Мы тут поговорили с Людмилой Федоровной. А когда я вернулся, вы тихо спали…
— Тихо? — удивился Лаврентий Лавович.
Я пожал плечами:
— Быть может ваш храп проявляется не каждую ночь…
— Вероятно мне помог визит в монастырь, — оживился парень. — Хотя я и не стал пить снадобье, которое мне вручил монах. И не стал ставить ту штуку…
— Какое снадобье? Какую штуку? — тотчас заинтересовался я.
— Он мне выдал травки, перемешанные с маслами и смолой. Все это было сложено в тряпицу и помещено в баночку, закупоренную крышкой. Монах велел открывать крышку и дышать парами этого сбора. А потом вкладывать в ноздри выточенную из дерева конструкцию.
— Любопытно, что за конструкция? — заинтересовался я.
— Так вы ж говорите, что не слышали, как я храпел и без всего этого… — подозрительно нахмурился лекарь.
— Может мастер Чехов и не слышал, как вы храпели, Лаврентий Лавович, — откашлявшись сказал Фома, — потому как он человек деликатный. А я вот слышал, как стекла в оконцах дрожат! Вы уж поверьте, дорогой вы наш человек: если монах выдал вам средство от храпа, то вы его обязательно используйте.
Лекарь тяжело вздохнул и пригладил волосы на макушке. Потом провел ладонью по щекам, на который виднелись полоски плохо сбритой щетины.
— Сначала мне надо его исследовать, — наконец заявил он.
— Беспокоитесь, что оно окажется ядовитым? — предположил я.
Но Лаврентий Лавович покачал головой:
— Будет досадно, если снадобье поможет, а потом окажется, что я не могу его повторить. Однако сегодня я обязательно попробую его на себе. Неправильно это, что из-за меня страдают окружающие.
— Не будьте к себе так строги, — отмахнулся я. — Вы не виноваты, что я к вам навязался в соседи.
— Полагаете, мое присутствие тут еще необходимо? — робко уточнил парень.
— Теперь, когда проклятого кольца на пальце Яблоковой нет, вам станет легче с ней работать. Думаю, вы сможете приезжать сюда днем и отбывать к себе по вечерам.
— Было бы неплохо! — оживился лекарь. И виновато добавил: — Но вам придется доплачивать мне дорожные. Конечно, я мог бы добираться к вам на самокате — недалеко от моего дома есть стоянка таких…