— Заткнись. Не пытайся давать мне советы.
— У меня нет намерения советовать тебе! Я пытаюсь только выяснить...
— Забудь об этом! Уже многие годы эта женщина доставляет нам одни неприятности. Она пыталась помешать Полу сделать меня его наследником — конечно, она всегда хотела, чтобы ее сын получил состояние Ван Зейлов. Она разрушила брак моей сестры со Стивом — и, так же как я, ты прекрасно знаешь, что Эмили так и не оправилась с тех пор, как этот негодяй бросил ее. Она дала Стиву свои деньги, чтобы он основал свой собственный банк и тем самым нанес удар в зубы Ван Зейлу. Естественно, он никогда бы не смог это сделать сам, без ее поддержки. А теперь — теперь у нее хватает наглости объявить нам новый этап военных действий! Прости, Сэм, но мое терпение иссякло. Я преподам этой женщине урок, которого она никогда не забудет.
Но в конце концов мы получили урок от Дайаны, в конце концов Корнелиус получил урок, которого он никогда не смог забыть.
С помощью хитрого стечения обстоятельств он получил законную возможность лишить ее дома, Мэллингхем-холла, и теперь он решил из мести лишить ее владения по суду. В 1940 году он сам отправился в Англию, чтобы нанести ей coup de grâce[7], и хотя я не видел для Дайаны возможности превратить его неизбежный триумф в поражение, но впоследствии я понял, что я ее недооценил. Она провела его, она сожгла свой дом; она предпочла спалить старинный дом своей семьи, чтобы только он не попал в руки Корнелиуса, и этим разрушительным актом она доказала ему, что существуют вещи, которых нельзя купить за деньги, которые никакой силой нельзя отнять и которые никто, даже Корнелиус, не может испортить. Она даже не дала ему шанса сравняться с ней. В тот же день, когда дом был разрушен, она села на пароход, отправляющийся во Францию, чтобы принять участие в историческом спасении британской армии в Дюнкерке, и, когда она не вернулась, это было, как будто бы она снова его обошла. Она умерла героической смертью, раз и навсегда поставив себя вне его досягаемости. Он продолжал жить с памятью о ее неоспоримой победе.
— Итак, она победила, — сказал я, когда он вернулся в Нью-Йорк. Я должен был это сказать. Это было ошибкой, но я не мог удержаться. Я думаю, что тогда я понял, что давно хотел отплатить Корнелиусу его же монетой, но подозревал, что у меня на это не хватило бы мужества.
Он просто посмотрел на меня. Затем он сказал:
— Я отказываюсь обсуждать с тобой эту женщину, сейчас или когда-либо еще. Я никогда больше не хочу слышать ее имени. — И он повернулся ко мне спиной, прежде чем я смог ответить.
После этого я держал свой рот на замке. День за днем, месяц за месяцем, год за годом я никогда не поднимал этой темы в разговоре с ним, но, в конце концов, тем апрельским днем 1949 года, когда мое чувство вины и отвращение к себе, а также мое невыносимое одиночество толкнули меня за пределы барьеров, возведенных моим здравым смыслом, я услышал свой голос, задающий ему эти два вопроса, которые мне не следовало никогда задавать:
— Ты никогда не думаешь о Стиве Салливене? Ты когда-нибудь вспоминаешь Дайану Слейд?
В глазах Корнелиуса появилось отрешенное выражение. Он потягивал бренди и смотрел в окно.
— Я не думаю, что Стив Салливен и его последняя жена имеют какое-нибудь отношение к нашему разговору.
— Но я думаю, что да! Я думаю, что дело Салливена, а также эта неприятность с «Хаммэко», показывают, что за жизнь мы ведем с тех пор, как ты получил право управлять этим банком в тридцатые годы, и я думаю, что ты должен изредка вспоминать, что мы разорили Стива Салливена и толкнули его к смерти.
— Что касается его смерти, я снимаю с себя всякую ответственность. Он напился и въехал на машине в дерево, вот и все.
— Он никогда бы не напился допьяна, если бы ты мне не приказал...
— Я сделал то, что надо было сделать. У меня не было выбора. Сэм, пожалуйста, прекрати пытаться утопить себя в своих неуместных угрызениях совести! Я нахожу эту невротическую демонстрацию вины очень утомительной.
— Хорошо, может быть, ты можешь утверждать, что Стив не оставил тебе выбора, как только бороться с ним до самого конца. Но как насчет...
— Я не расположен обсуждать Дайану Слейд. Вряд ли моя вина, что она отправилась в эту самоубийственную миссию! Я категорически отвергаю всякую ответственность за ее смерть!
— А тогда почему ты стал заботиться о трех маленьких детях, которые остались после смерти Дайаны? Зачем ты привез их сюда на все время войны? Тебя на это толкнула твоя неспокойная совесть! Тебе стало стыдно, и ты вынужден был это сделать, потому что после того, как она нанесла тебе сокрушительное поражение, она погибла геройской смертью, и ты выглядел недостойно и мелко!