Иногда мне бывает смешно, что в мыльных операх сильная страсть представляется как роскошное, волнующее, но безмятежное чувство, наполненное музыкой скрипок и вереницей никогда не кончающихся золотых солнечных закатов. В жизни все по-другому. Страсть губительна, внушает ужас, разрушает дома, разбивает жизни, и под маской внешнего лоска непреодолимой страсти скрывается темный омерзительный мир страданий и утрат.
Я вышла замуж в первый раз за Ральфа Фоксуорса, когда мне едва исполнилось семнадцать, чтобы сбежать от своей семьи. В двадцать лет, будучи на пятом месяце беременности вторым сыном, я встретила Корнелиуса. Через три дня я стала с ним жить, и к тому времени, когда Эндрю появился на свет, я уже готовилась к новому замужеству.
Я была все еще очень молода. Я думала, если мы с Корнелиусом любим друг друга, золотые солнечные закаты и волшебные скрипки нам обеспечены. Я надеялась, что смогу вынести потерю обоих сыновей, отданных под опеку Ральфу, если у меня будут еще дети, и считала, что вместе с Корнелиусом, мы легко переживем любые удары судьбы.
Однако золотой солнечный закат не наступил. Скрипки играли сладко короткое время, а потом смолкли. Теперь я вижу жизнь совершенно по-другому.
Я не религиозна, хотя, конечно, хожу в англиканскую церковь на Пасху и Рождество. Но я пришла к убеждению, что существуют некоторые естественные законы, которые управляют делами людей, так же как и естественные законы, регулирующие жизнь на земле вокруг нас. Я поняла, что сильная страсть тоже действует по неумолимым законам; когда вы обмениваете своего мужа и детей на рай, вы не должны удивляться, если оказывается, что рай дороже или намного дешевле, чем вы заплатили.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это, так как первые два с половиной года нашей совместной жизни были исключительно счастливыми, омраченные только тем, что мне не разрешали видеть сыновей. Но 7 сентября 1933 года (в годовщину этого дня я всегда чувствую себя больной под грузом несчастья), Корнелиус сообщил мне, что он стал бесплодным из-за свинки, которой переболел несколькими годами раньше. Мы ничуть не удивились, что это открытие повлияло на нашу интимную жизнь, и согласились, что должно пройти какое-то время, чтобы можно было приспособиться к этой ситуации, но нам никогда не приходило в голову, что наша совместная жизнь начала разваливаться. Некоторое время мы чувствовали себя неловко. Наконец Корнелиус преодолел свои трудности, но вскоре, непонятно как, Они вернулись. Он обращался к различным врачам, все они говорили, что нет физических причин для нарушения нормальных сексуальных отношений, но этот единодушный диагноз не привел к положительным результатам. Корнелиус становился все более напуганным, я все более нервной, и даже в те редкие моменты, когда мы ухитрялись осуществить брачные отношения, это время всегда было очень коротким и слишком отягощенным беспокойством, чтобы дать ощущение удовольствия, которое считалось само собой разумеющимся в прошлом.
Понимая, что в основе проблемы лежит отсутствие у нас общих детей, мы обсудили возможность усыновления, но эта идея была отвергнута, когда Ральф женился вновь и великодушно разрешил мне общаться с сыновьями. Вскоре после этого Корнелиус добился согласия видеться с Вики, так что мы приглашали всех троих детей на Рождество и Пасху, а также август месяц всегда проводили в Бар-Харборе. В 1938 году, когда я уже убедила себя, что счастлива и что бессмысленно желать видеть мальчиков чаще, Ральф погиб в автомобильной катастрофе в Лейквуде, Нью-Джерси, и Себастьян и Эндрю в возрасте девяти и семи лет стали жить с нами постоянно.
Сразу же дела улучшились до неузнаваемости. Я была так счастлива, что получила наконец возможность все время быть с детьми, и Корнелиус, чувствуя, вероятно, что я больше не страдаю от того, что у нас нет общих детей, временно преодолел свои трудности. Мы никогда не достигли совершенства прежних дней, но, во всяком случае, мучительная неловкость между нами исчезла. Затем в 1941 году Корнелиус выиграл процесс и получил право на исключительную опеку своей дочери, так что Вики стала жить с нами.
Я могу привести несколько причин, почему Вики расстраивала нашу супружескую жизнь, но не могу решить, какая из причин верна. Возможно, вред был вызван сочетанием этих причин, но в любом случае единственным неоспоримым фактом было то, что наша супружеская жизнь снова переживала трудные времена.
Вероятно, основная сложность заключалась в том, что я не ожидала, насколько Вики окажется трудной. К тому времени я знала ее хорошо, но, когда она приезжала к нам раньше, она всегда вела себя наилучшим образом. Как только она стала жить с нами, ситуация изменилась. Разумеется, смешно надеяться, чтобы дети вели себя хорошо все время, точно так же наивно думать, что роль мачехи осуществить легко, но я недооценивала, сколько времени, терпения и сил потребуется, чтобы помочь трудному десятилетнему созданию привыкнуть к новому окружению. Вики была дерзка, непослушна и склонна драматизировать свое положение, считая меня злой мачехой. Я же была готова принять во внимание ее характер, поскольку борьба за опеку была ожесточенной, а ее мать, невменяемая нимфоманка, не имела, очевидно, никакого представления, как воспитывать ребенка, но мои нервы не выдержали, и вскоре я обнаружила, что нахожусь на грани нервного истощения.