Я хотела полюбить Вики. Я всегда мечтала о дочери, о маленькой девочке, похожей на Корнелиуса, так что для меня было большим разочарованием, когда оказалось, что Вики так сильно отличается от моего идеала. Естественно, я скрывала свое разочарование; я думала, что скрываю его идеально, но, возможно, Корнелиус догадывался о моих чувствах и обижался на это. Или, возможно, он чувствовал себя виноватым, что, вместо того чтобы дать мне родную дочь, переложил на меня воспитание чужой дочери. А может быть, напряженная атмосфера в семье вызывала в нем подсознательное напряжение. Как я уже сказала, я вижу несколько причин, которые усложняли нашу супружескую жизнь, но, какова бы ни была эта причина, обнаружилось, что разлад в семье не был временным, а стал особенностью нашей семейной жизни.
С этим было трудно смириться. Моей единственной заботой было скрыть от детей истинное положение вещей, чтобы их не касались наши проблемы, но в 1945 году произошел случай, который едва не разрушил наш брак. Вики было четырнадцать с половиной лет, Себастьяну — шестнадцать. Я не могу описать этот инцидент, но убеждена в невинности Себастьяна. У Вики было искаженное представление о сексе из-за ее постыдной матери и, хотя я пыталась говорить с ней о поведении мужчины при определенных обстоятельствах, она была слишком истерична, чтобы слушать. Корнелиус не способен вести себя разумно, когда это касается Вики, и моментально встал на ее сторону, когда я пыталась защищать Себастьяна. Так как я не могла простить ему некоторые вещи, которые он говорил о моем сыне, а он не мог простить некоторых моих высказываний о его дочери, неудивительно было, что мы отдалились друг от друга и в течение целого года ни разу не пытались спать вместе.
Но затем он вернулся ко мне. Он сказал, что был настолько несчастен, что попросил Джейка Рейшмана одолжить ему одну из его любовниц (у Джейка их целый выбор), но эпизод был так отвратителен, что он не смог его повторить. Он сказал, что любит меня и хочет, чтобы я вернулась к нему. Я и вернулась.
Некоторое время мы были счастливы, но это продолжалось недолго, мы оба понимали, что это не может продолжаться Долго. Я больше не могла быть холодной и бесстрастной, это выше моих сил, я была так несчастна. Я не могу описать ту боль, какую испытала, и, когда не смогла больше переносить ее, я пошла к врачу и сказала: «Пожалуйста, дайте мне немного успокаивающего средства». Он спросил, почему я так встревожена, а я не смогла сказать: «Мой муж едва ли сможет когда-нибудь любить меня»; вместо этого я сказала: «У нас с мужем нет детей». «Но миссис Ван Зейл! — воскликнул он удивленно. — У вас трое детей — два сына и падчерица!» — «Я имею в виду общих детей», — сказала я. Я не могла рассказать ему, что мы с Корнелиусом мечтали иметь семь детей, да, семь, одну дочь и шесть сыновей («на одного больше, чем у Рокфеллеров», — говорили мы часто, смеясь), и мы планировали их дни рождения, давали им имена и намечали их будущее. «О, это была просто игра, — сказала я первому психиатру, — просто способ чувствовать себя лучше, потому что я так сильно скучала по моим мальчикам». — «Нет, это не было игрой, — сказала я второму психиатру. — Это было реально, я знала, как они выглядели, и затем однажды они ушли, и я не знаю, — как перенести эту потерю, я все еще очень сильно скучаю по ним, когда бы я ни думала о них, я не могу вынести, что их не существует...»
Психиатр был добр, но на самом деле он ничего не понял.
— Мне было так хорошо, когда у меня были дети, — сказала я, наблюдая, как он выписывает новый рецепт успокаивающего. — Я обыкновенная, не умная и не одаренная, но когда я родила Себастьяна, то почувствовала впервые в жизни, что я — личность. Алисия Блейс Фоксуорс, талантливая, блестящая, преуспевающая... Я чувствовала себя так же, когда родился Эндрю, несмотря на то, что собиралась оставить его, поэтому я упорно пыталась скрывать истинные чувства. Но не могла. Я все плакала и плакала, когда у меня забрали Эндрю, но я должна была взять себя в руки, поскольку не хотела, чтобы Корнелиус об этом знал. Я должна была скрыть горе и притворяться спокойной. Иногда я думаю, что все эти годы я только и делала что скрывала горе и притворялась, притворялась, притворялась... Я не хотела тревожить Корнелиуса, потому что это причинило бы ему сильную боль, а я люблю Корнелиуса, я не могу выносить, когда причиняю ему боль. Я бы предпочла умереть, чем дала ему понять, как беспокоит меня бездетность...