- Художникам нужно разработать дизайн обложки - чтобы она была и броской, и вместе с тем, изысканной, в соответствии с вашим аристократическим псевдонимом и содержанием книги, - польстил Яков Борисович.
Корн умолчал о том, что в данный момент редакторы пытаются привести в читабельный вид её дилетантскую писанину. Татьяне Нечаевой эта задача оказалась не по силам, и Эдуард Леонидович расширил штат. Теперь под началом его супруги трудились три редактора, а помимо них, был десяток внештатных, которых привлекали по мере необходимости.
- Нужно повысить художникам гонорар, и пусть сделают обложку побыстрее, - потребовала госпожа Бобкова.
- Это процесс творческий, - пытался вразумить её литагент.
- Ерунда! - отмахнулась графоманствующая дилетантка.
- Если поспешить, то в книге будет много опечаток, - решил упростить проблему Яков Борисович, и её это проняло.
- Но вы все равно контролируйте процесс, - велела она.
- Непременно, - заверил литагент.
По просьбе Владимира Максимовича он почти не расставался со своей подопечной, боясь, что без присмотра та сотворит какую-нибудь глупость и развалит столь тщательно созданный имидж.
- Сержио, что-то мне поднадоел собственный кабинет. Да и сотрудники все время под ногам путаются. Ты не против сменить декорации?
- Не против. - Впервые с момента их встречи Сергей улыбнулся.
- Поедем в ресторан или ко мне домой?
- Я бы предпочел к тебе.
Алла бросила на него взгляд искоса, пытаясь понять, есть ли в его словах подтекст. Но Сергей её опередил:
- У тебя дома есть гитара?
- А як же ж? Еще со студенческих времен. Правда, уже вся запылилась, бедняга.
Когда-то Алла баловалась гитарой, но именно баловалась. Голос у неё приятный, но она почему-то решила, что петь ей не в стиль, и забросила инструмент подальше. Подарить его кому-то рука не поднималась. Раньше она иногда пела наедине с собой, а последние годы ей было не до этого. Ни один из её нынешних любовников и даже близкие друзья не подозревали об этом, а если бы хоть раз увидели верную боевую подругу в неожиданном образе, то несказанно удивились бы. Разумеется, не знал об этом и Сергей.
- Ты хочешь спеть для меня? - спросила она.
- Хочу. А ты?
- Буду рада. Сольными концертами ты не баловал меня даже во времена нашего романа...
Сказав это, Алла спохватилась - не поймет ли он как откровенный намек? И сама себе удивилась - раньше ей бы и в голову не пришло задуматься, как воспринимает её слова мужчина.
Но Сергей не просто мужчина. И даже не просто бывший любовник...
...Яков Борисович Корн сотрудничал с Нечаевым почти десяток лет, со времен, когда Эдуард Леонидович и его жена создали издательскую фирму, а он поставлял супругам авторов. Дружеские отношения не позволяли ему навязывать супругам явных графоманов, расхваливая их произведения, хотя литагент был заинтересован, чтобы книги его подопечных издавались.
В прежние времена Корн неустанно утюжил провинциальные города, выискивая способных авторов. Договориться с провинциальными начинающими писателями проще: то, что для столичного жителя - мизерное вознаграждение, для иногороднего - огромная сумма. В других городах люди за год зарабатывают, сколько москвичи за месяц, а некоторые вообще остались не у дел, а в столице всегда можно найти какую-нибудь работу. Поэтому провинциалы с радостью соглашались на любые условия - мало того, что реализуются в качестве писателей, так ещё и денег получат.
Правда, насчет оплаты их труда дело обстояло не так-то просто. Будучи представителем автора, Яков Борисович должен был отстаивать его интересы, но ведь Эдик - давний приятель... А потому Корн составлял договор, по которому писатель получает 2-3 процента от стоимости каждой проданной книги, и тут его совесть была чиста - начинающему автору ни одно издательство не предложит лучших условий, - а затем его задачей было держать своего подопечного в узде, и в этом деле литагент весьма преуспел.
- Увы, ваша книга плохо продается, - с сокрушенным видом оповещал он наивного провинциала спустя некоторое время.
Литагента не терзали муки совести из-за того, что приходится обманывать. Того, что его подловят на лжи, Корн не опасался: автору не по силам проверить, как обстоят дела на самом деле. К святая святых финансовой документации - его и близко никто не подпустят, а вместо этого выдадут компьютерную распечатку, по которой из тиража продано, скажем, всего сто четыре экземпляра его книги, вот он и получит положенные два процента от этого количества, причем, по минимальной оптовой цене, а она втрое ниже той, что на прилавке магазина, - в общем, сущие копейки. А Яков Борисович со спокойной совестью продолжал привычную песню:
- Литературы сейчас издается море, так что ничего удивительного. Но вы не отчаивайтесь, пишите еще. Тут существует своя закономерность: читатели нередко не замечают ни первой, ни второй-третьей книги начинающего автора, но когда произведений много, и они выстраиваются на полке книжного магазина как собрание сочинений, - вот тогда на них сразу обращают внимание. Купив пятую-шестую по счету книгу писателя, люди потом приобретают и предыдущие. И вот тогда приходит настоящая слава, тиражи постоянно допечатываются, а вместе с тем будут расти и ваши гонорары. Даже два процента от стоимости полумиллионного тиража - немалые деньги, причем, известные авторы получают иной процент - от пяти до семи, а звезды - десять процентов от стоимости каждого проданного экземпляра. Прикиньте, какая это сумма!
От такой заманчивой перспективы у доверчивого автора загорались глаза - кому ж не хочется натворить аж собрание сочинений! Преисполненный радужных надежд, он уже заранее представлял, как красиво выстроятся на полке его будущие книги в одинаковых обложках, мысленно прикидывая, какого цвета прикупить престижную иномарку на баснословные гонорары, как отделать будущий загородный особняк и городскую квартиру, - и садился за очередное творение, затем за следующее, и так далее.
Яков Борисович ничуть не переживал, что приходится вести двойную политику. Вообще-то обещать златые горы, чтобы заполучить перспективного автора, - задача издателей, они же потом выкручиваются, почему выплата гонорара задерживается или писатель получает смехотворную сумму, а не ту, на которую рассчитывал. Корн, по сути, взял на себя функции Нечаева и, разумеется, издатель оплачивал его услуги.
Когда "Кондор" почти разорился, потерял постоянный заработок и литагент. Он постоянно захаживал в другие издательства, предлагая произведения своих подопечных, кое что ему перепадало, но этого едва хватало на весьма скромный прожиточный минимум.
Как только любимое издательство расправило крылья, Корн вздохнул с облегчением. Теперь он отказался быть представителем провинциальных писателей, его единственной подопечной стала мадам Бобкова, и он получал у неё постоянный оклад.
- Ну, располагайся, - сказала хозяйка дома. - Выпить хочешь?
- Я не пью.
- Тогда и я не буду. Сейчас принесу инструмент.
Алла пошла в свой кабинет - именно здесь, в месте своего уединения, она хранила гитару. Достав её, положила на стол и бережно протерла - гриф и в самом деле запылился.
"Нельзя так с любимым инструментом, - попеняла себе верная боевая подруга. Тут её взгляд упал на портрет, все ещё висевший на стене. - Так, это свидетельство прошлых ошибок нужно отсюда убрать, иначе у меня каждый раз будут нехорошие мысли".
Сняв портрет, хозяйка огляделась - куда бы его засунуть?
"Ладно, потом попрошу Зосю Павловну выкинуть, - решила она и поймала себя на мысли, что рада отсутствию экономки - сегодня у неё выходной. У Олега суточное дежурство, верный оруженосец отправлен домой. - Неплохо ты обставилась, старушка", - съехидничала Алла в свой адрес.
Сэр Персиваль путался под ногами и просился на руки. Чтобы не обижать любимца, она подхватила его здоровой рукой, немного подержала и отпустила, попеняв:
- Персюха, имей совесть, ты уже тяжелый, и тебя, и гитару мне не унести.
Тот посмотрел на неё с немой укоризной, мол, ты мне изменила...
- Да ладно, не жги меня осуждающим взглядом, - рассмеялась хозяйка. Иди лучше, с мышкой поиграй.