— Как ты можешь быть в этом уверена?
Фэллон опустила свой взгляд на потертый край своего плаща, поигрывая им в руках. Недалеко отчаянно кричали гуси, поскольку их дети забросали крошками хлеба. Фэллон боялась, что Маргарит никогда не поймет и не одобрит ее отговорки.
Сделав глубокий вздох, она произнесла:
— Он не знает, какой у меня пол.
— Что?
Фэллон подняла голову.
— Он не знает, что я женщина.
Глаза Маргарит впились в нее.
— Не понимаю тебя.
— Он видит то, что я позволяю ему видеть, – она облизала губы, ожидая осуждения Маргарит. – И то, что я показываю ему, это образ мужчины.
— Мужчины? – Маргарит произнесла это слово так, словно оно было ей неизвестно раньше. На какое–то долгое время она в замешательстве смотрела на Фэллон.
Фэллон пихнула сумку у ног.
— Я стала Френсисом.
Маргарит посмотрела на сумку Фэллон. Указав на нее, она спросила:
— Что там?
— Одежда, – Фэллон скривилась, признаваясь в этом неохотно. – Ливрея моего лакея.
Маргарит приложила руку к своему сердцу, словно оно готовилось выпрыгнуть из груди.
— Зачем?
Фэллон стала приглаживать шерстяную юбку.
— Думаю, мои причины должны быть очевидными. Вот уже на протяжении двух лет мы встречаемся на скамейке в этом парке, – она обвела рукой парк. – Ты знаешь все, через что мне пришлось пройти.
— Но ты никогда не намекала, что собираешься сделать такое! Не кажется ли тебе, что это уже крайние меры?
— Ты помнишь, когда мы были в Пенвиче?
Глаза Маргарит погасли. Она возможно и не попадала в такие неприятности, как Фэллон и Эви, но ее пребывание в Пенвиче было отнюдь не легким. Такая миленькая, какой была в те годы Маргарит, она служила предметом насмешек старших девушек. Фэллон и Эви не могли постоянно за ней присматривать. Над ней издевались, ее еду крали. Страдая от недоедания и восприимчивая к болезням, большую часть времени она провела в местной больнице, где и появился ее интерес к лечебной практике и целительству. Временами Фэллон боялась, что она погибнет, как и многие девочки в Пенвиче. Фэллон проглотила комок в горле.
— Мы делаем то, что нам приходится делать, чтобы выжить. Мы все.
— Я помню, — мягко проговорила она, несомненно, ее память тоже вернулась к прошлому, вспомнила девочек, какими они были, как боролись за свою жизнь. – А если твой обман раскроют? – ее золотистые глаза остановились на Фэллон. – Что тогда? Они могут арестовать тебя… даже могут отправить в психушку. Скажут, что ты сумасшедшая… не в своем уме.
— Я просто притворяюсь слугой. Я не исполняю роль принца Альберта. Кроме того, — она усмехнулась, — кто сказал, что меня поймают? Я достаточно высокая. Я никогда не была изнеженной, чересчур женственной, миловидной девушкой, – она внимательно посмотрела на Маргарит. – Не такая, как ты.
— Да, не женственная, но все равно ты настоящая женщина. И, исходя из того, что я слышала об этом герцоге, он настоящий знаток женственности. Он разнюхает твой обман. Помяни мое слово. Тебя поймают.
— Но он еще не раскусил меня. И, кроме того, он предупредил меня, чтобы я не лезла к женской прислуге его дома.
— Что? – слово вырвалось тихим смешком. Маргарит покачала головой, крупная прядь упала на ее плечо и вспыхнула иссиня–черным цветом в лучах солнца.
Фэллон помахала рукой, давая понять, что тема исчерпана.
— Достаточно обо мне. Теперь я хочу услышать о тебе.
Все, что угодно, чтобы отвлечься, перевести внимание на что–то, чтобы не слышать этот шепот в голове, настаивающий на том, что Маргарит права, что все дело было во времени. Он разнюхает ее обман.
Фэллон поднялась и отошла в сторону, как только экипаж остановился перед городскими дверями, копыта лошадей подняли пыль при остановке. Отложив в сторону бочонок с маслом, которым смазывала скрипучие железные ворота, девушка открыла ворота для визитера. Любопытно, кто выйдет из экипажа. Еще одна леди – не находя слов, чтоб назвать женщин как–то иначе – пришла к герцогу? Лакей спустился и открыл дверцу экипажа, оттуда вышел хорошо одетый джентльмен. Высокий и худощавый, он надменно посмотрел на дом, его ноздри задрожали, словно он учуял что–то омерзительно пахнущее.
Использую трость с медной головкой, он зашагал вперед, даже не бросив на нее мимолетного взгляда. Словно она была статуей и просто для него открыла ворота. Но это же было то обращение, которое стоит ожидать слуге. Чем больше ее не замечают, тем лучше для нее. Опустив голову, она удовлетворенно улыбнулась, радуясь, что ей удается хранить свою тайну.