– Я думаю, Эрика, тебе следует унять гнев своего сердца, ведь Кэрри твоя ближайшая подруга.
– Заткнись, Пирсон. – Боу взял Эрику за руку и повел прочь от компании.
Сделав несколько шагов, Эрика услышала, как оправдывается Кэрри:
– Не знаю, почему она так сердита на мою мать? Ведь это ее мать поставила себя в такое положение, что о ней все говорят.
Эрика резко остановилась, но Боу не дал ей вернуться.
– Пойдем, не позволяй ей втянуть себя в перепалку Она, как попугай, повторяет все за Мэрилу и говорит так о твоей матери только из зависти. – Он посмотрел на нее сверху вниз, и его губы сложились в чувственную полуулыбку. – Ты должна признать, что твоя мама выглядит по-особенному. Если бы она не была замужем, мне пришлось бы сильно призадуматься, с кем из вас я хотел бы встречаться.
Эрика ответила благодарной улыбкой:
– Спасибо тебе.
– Знаешь, давай не пойдем на проспект.
– Что ты задумал?
– Побыть с тобой наедине. За шесть недель у меня разгорелся аппетит. – Заметив ее испуганный косой взгляд, он засмеялся: – Я хочу побольше узнать о тебе. Мне не много удалось выяснить во время наших встреч на весенних каникулах. Я хочу, чтобы ты мне рассказала все.
– Что рассказывать? – Она усмехнулась, чтобы придать себе уверенности. – Мы с тобой десять лет прожили на одной улице, и все это время наши родители были друзьями.
Они вернулись к его автомобилю, Боу открыл ей дверцу, молча сел за руль и повел машину, выбирая, где бы выехать на шоссе. Взглянув на Эрику, он порывисто схватил ее руку и положил себе на колено.
– Тебя кто-нибудь называет Рикки?
– Папа. А что?
– Не знаю. Просто интересно. Я всегда думаю о тебе, как о Рикки. Не возражаешь, если я буду тебя так называть?
– Нет. Мне нравится это имя. Только произноси его правильно: Р-и-к-к-и.
– О, у леди изысканный вкус. Вот я уже и узнал о тебе кое-что. Может быть, на день рождения я подарю тебе удава боа.
Эрика засмеялась:
– Ни в коем случае. К тому же день рождения у меня был две недели назад.
– Ах, я, кажется, помню об этом. – Он отпустил ее руку, чтобы открыть отделение для перчаток на передней панели, и протянул ей маленькую обернутую в фольгу коробочку. – С днем рождения, Рикки!
Эрика с волнением приняла подарок:
– Ты не должен был этого делать.
– Ага, ты еще и скромная.
Она засмеялась и шлепнула его по колену:
– Нет, я не шучу. Ты не должен был этого делать, но я рада, что ты это сделал.
– Как так? Ты же еще не открыла ее.
– Я не хочу открывать ее сейчас.
– Почему? – он вдруг заговорил обиженным тоном маленького мальчика.
– Она моя, а я люблю наслаждаться подарками, растягивать удовольствие. Так делает мой отец, у нас в семье только мама нетерпеливая. «Не заставляйте меня ждать», – говорит она.
– Ладно, поверю этому. Ну, расскажи мне еще что-нибудь о себе. Например, как твое полное имя?
– Только не смейся.
– Почему я должен смеяться?
– Потому, что мое второе имя Блю [1].
Он свернул на боковую дорогу, ведущую к вершине одной из гор Озарка, поднялся до середины, склона, остановил машину и повернулся к девушке.
– В этом нет ничего смешного, – сказал он тихо. – В жизни не видел таких голубых глаз. Знаешь, пожалуй я не буду звать тебя Рикки, я буду звать тебя Блю.
Эрика улыбнулась и опустила глаза на сверточек у себя на коленях – она смущалась, когда он так смотрел на нее. Его черные глаза с длинными ресницами медленно блуждали по ее лицу, однако это ей тоже нравилось:
– А твое имя? – спросила она, играя ремнем с погнутой дужкой, которым он, очевидно, пристегивался. – Почему твои родители назвали тебя Кином?
Она вопросительно взглянула на него и удивилась неожиданному румянцу, покрывшему его лицо. Он был таким красивым, таким уверенным в себе, таким таким, великолепным. Неужели такие, как он, тоже смущаются?
– Не отвечай мне, если не хочешь.
Он пожал плечами, и улыбка, которая так шла ему заняла свое обычное место.
– Ну, в этом нет большого секрета. Черт, ты же знаешь моего старика – практичный, шумный, грубо обточенный.
– Мне нравится твой отец, – вступилась она. Хмурое выражение, появившееся было на его лице, сразу пропало как будто его и не было. Эрика даже засомневалась, не померещилось ли ей это.
– Мне тоже… Он богат – до безобразия богат, – именно это приходит в голову, когда слушаешь, как он сам рассказывает об этом. Но он не был рожден для богатства, как родители Пирсона, Робертс или Мэттерз, и не зарабатывал его – просто получил буквально одним махом. Главное в том, что богатство не изменило его.