– Что? – спросила Эрика в ответ на невысказанный вопрос.
– Ничего. Мне просто хотелось бы, чтобы ты лучше относилась к Брету.
– Но, Кэрри, это не означает, что он мне не нравится, он просто не в моем вкусе. – Она сжала губы, чтобы скрыть улыбку, и добавила: – И еще я думаю, что его благочестие и предупредительность – это все притворство, он, наверное, бесподобен, когда погашен свет.
Кэрри не ответила, обиженно надулась, сложила руки на плоской груди и отвернулась к окошку.
Эрика не могла сдержать поддразнивающий сдавленный смешок.
– Прости, я больше не буду подшучивать над тобой. Создается впечатление, что сегодня я сексуально озабочена, да?
Не в силах больше дуться, Кэрри взглянула на подругу:
– Еще бы! Клянусь, я не уверена, что тебе безопасно проводить лето с Боу. Твоя мама знает, что ты задумала?
– Нет, но она, в отличие от твоей, не стала бы поднимать шум, – мои родители без предрассудков.
– Ха! Это, вероятно, величайшее преуменьшение последнего десятилетия. У мамы начинается учащенное сердцебиение каждое утро, когда твоя мать делает пробежки в этом своем обтягивающем спортивном купальнике.
Эрика, усмехаясь, покачала головой, притормозила и осторожно подъехала к тротуару у дома Кэрри. Когда же она снова заговорила, ее тон был сдержанным.
– У меня в мыслях не только секс, но и все, что я еще не успела сделать в жизни. Наверное, меня заставила задуматься смерть Синди Ричвальски. Существует так много всего, чего мы не пробовали. А что, если с нами произойдет такое? Ты можешь представить, что будешь мертвой через два года?
При упоминании об убийстве молодой женщины, с которой ни одна из девушек не была близко знакома, Кэрри запустила пальцы в свои длинные волосы, ее лоб наморщился, а рот брезгливо скривился.
– Я ничем не могу помочь, но думаю, она сама напрашивалась на это.
– Ты шутишь! Ужасно! Как ты можешь даже произносить такое? Меня не заботит, кем она была или какой образ жизни вела, но ни одна женщина не заслуживает, чтобы ей проломили голову бейсбольной битой.
– О, я понимаю, это ужасно, но она путалась с такими подонками. Знаешь, мой папа сказал, что она дружила с этой Банни Эпперсон, которой перерезали горло как раз за неделю до убийства Синди. А это означает, что она, вероятно, тоже знала владельца ломбарда, потому что его убили тем же способом, что и Банни.
– Значит, ты считаешь, что все они заслуживали то, что получили?
– Да нет, конечно, нет. Такого никто не заслуживает. Но, Эрика, давай смотреть фактам в лицо. Наш мир – это скопление зла, и, если ты позволишь себе стать частицей этого зла, тебе придется беспокоиться о последствиях.
– О Господи! Это говорит твоя мать или это теория, которую проповедует будущий преподобный Брет Пирсон?
– Ни то и ни другое! – Кэрри взяла свое платье с заднего сиденья и открыла дверцу. – Просто я знаю, что правильно и что неправильно, вот и все. И ты тоже это знаешь. Посмотри на нас. Мы не ходим на вечеринки, которые длятся всю ночь, и никто не пытается нас убивать.
– Прямо как из уст миссис Робертс, – проворчала Эрика, как только Кэрри вышла из автомобиля.
– Что? – переспросила Кэрри.
– Ничего.
– Так ты идешь или нет?
Эрика подавила свое раздражение – сейчас не время разбираться с ханжескими взглядами подруги. Взяв платье и бросив в кошелек ключи от автомобиля, она поспешила через лужайку вслед за Кэрри.
– Постой! Ты уверена, что твоя мама сегодня не занята? Я могу пойти домой.
– Не дури. По пятницам, пока прислуга убирает, она проводит утро у парикмахера. Но скорее всего она болтает по телефону с одной из своих приятельниц. Это я, мама! – крикнула Кэрри, войдя в дом. – Я хочу показать тебе свое платье.
– Я у телефона в кухне, Кэрри Энн, приходи, когда будешь готова.
Кэрри взглянула на подругу, словно хотела сказать: «Ну, что я тебе говорила?» – и кивком головы указала на коридор:
– Переоденься в комнате для гостей, а я поднимусь наверх, но не вздумай показываться маме, пока я не вернусь.
– Тогда не возись с косметикой и не подбирай колготки. Я умираю от голода.
Эрика вошла в нижнюю спальню и положила пакет с платьем на кровать. Она начала было снимать через голову блузку, но решила сперва пойти в кухню и предупредить Мэрилу Робертс, что она в комнате для гостей, чтобы та не испугалась, если ей понадобится за чем-нибудь зайти туда. Эрика молча стояла на пороге кухни и ждала, когда в разговоре возникнет пауза, чтобы заявить о себе.
– Разве я не говорила тебе, когда они приехали сюда, что они не принадлежат к обществу? Проклятые янки! Надеюсь, он порядочный человек, если не считать его высокомерного превосходства. Еще бы, поэт-лауреат! А она? Кем она себя воображает, что позволяет писать о нас книги? Так вот, Ванда Мей говорит, что эта женщина собирается превратить Сент-Джоун в настоящий притон беззакония, еще один Пейтон Плейс. Говорю тебе, Фиби, нам нужно объединиться и найти способ прекратить…