— Я скажу это самым простым способом и только один раз. Так что слушай внимательно.
Я сглотнула.
— Да, я сказал тебе уйти. Да, я держал в секрете от тебя пункт о пяти процентах в завещании твоего отца. Да, мне приходило в голову, что, возможно, твоя беременность сработает в мою пользу.
Моя грудь сжалась.
— Но даю тебе слово, что, хотя я и думал об этом, я никогда, ни разу, не трахал тебя с намерением, чтобы ты забеременела. Никогда.
Острая грань его убежденности не оставляла места для сомнений. Каждый оттенок цвета в его глазах светился правдой, и мне было трудно не поверить словам, которые только что лились из его уст.
Он указал на брачный контракт.
— Это мой способ доказать тебе, что ты больше не просто подпись на бумажке. Ты не просто очередная пешка в моем стремлении погубить отца. Ты стала намного больше. — Он придвинулся ближе, и мои внутренности сжались. — Я люблю тебя, Милана Катарина Торрес. И даже если ты решишь выйти за эту чертову дверь, я буду любить тебя до тех пор, пока дьявол не заберет у меня последний вздох.
Мое сердце ёкнуло, и я потеряла дар речи.
Он поднял нераспечатанную папку и протянул ее мне.
— Но несмотря на то, что я человек, который будет любить тебя до последнего вздоха, я также человек, который прольет за тебя кровь, даже не моргнув глазом. — В его радужных глазах плескалась чистая решимость, и с каждым шагом он приближался ко мне, а я делала шаг назад.
Я легонько покачала головой.
— Я все еще не понимаю.
— В этом файле ты увидишь, на что я готов пойти, чтобы дать тебе то, что тебе нужно.
Я взяла у него папку, и бумага обожгла кончики моих пальцев палящим огнем неуверенности. Страх, паника… любопытство.
Он склонил голову набок.
— В данном случае тебе нужна кровь, — он взглянул на папку в моей руке, — именно ее я тебе и дал.
Мои руки онемели, и я не могла заглянуть в это дьявольское досье, боясь, что то, что в нем находится, превратит трещины между нами в кратеры, которые поглотят нас целиком.
— Лучше не надо. — Я протянула ему папку, но он не моргнул, не сводя с меня взгляда.
— Открой ее, Мила.
— Нет.
— Я сказал… открой. — Он произносил слова с едва уловимым предупреждением, подходя ближе, так близко, что я чувствовала его знакомый, землистый запах, и чувствовала, как мое тело реагирует на него так, как не следовало, учитывая наш разговор. В течение нескольких секунд, минут, часов, дней мы находились в тупике. Я не хотела знать, что скрывается на страницах, в то время как он был полон решимости просветить меня.
Чем дольше мы стояли, не сводя друг с друга взгляда, тем сильнее я чувствовала, что моя решимость рассеивается. Любопытство росло, мои пальцы замирали на краю папки. Его взгляд умолял меня делать то, что мне говорят, и как бы легко я ни бросала ему вызов, именно в таких обстоятельствах мне было трудно игнорировать необходимость повиноваться.
Я перевернула страницу, не глядя на нее: напряженное выражение лица Сэйнта удерживало мое внимание.
— Смотри, — приказал он. — Смотри на картинки.
Это был один из тех моментов, когда человек знает, что смотреть нельзя, потому что то, что ты увидишь, уже никогда не сможет не увидеться или стереться. Как в ту ночь, когда Святой хладнокровно убил Брэда, и как я пыталась закрыть глаза, но не смогла. Теперь это был образ, который я никогда не смогу забыть. Этот образ до сих пор иногда снится мне в кошмарах… вместе со свежими образами трупа моего брата. Но, как и в ту ночь в отеле, когда началось наше путешествие, любопытство взяло верх… и я открыла файл.
Теперь я жалею, что сделала это.
10
СВЯТОЙ
Я молчал, просто стоял и смотрел на ее лицо, пока реальность увиденных ею образов проникала внутрь.
Изуродованные лица. Окровавленные тела. Изуродованная кожа.
От одной мысли об этом у меня по позвоночнику пробежала дрожь. Я никогда не радовался ничьей смерти так сильно, как их.
— Господи, — прошептала она, и папки выскользнули из ее пальцев. Фотографии жертв валялись у ее ног, а рука дрожала, когда она подносила ее ко рту.
— Узнаешь их? — Я видел, что узнала.
— Что это? — Ее голос дрожал, изумрудные глаза были прикованы к жутким изображениям. — Эти люди… я их знаю.
— Конечно, знаешь. — Я наклонился и поднял одну фотографию. — Ты помнишь его?
Мгновенно она потянулась к шраму за ухом.
— Вижу, что да. — Я придвинулся ближе.
— Что… почему? — Она сузила глаза в замешательстве. — Я не понимаю.