– Дорогая, ты ужасно выглядишь! – воскликнула леди. – Что случилось? Я думала, что ты уехала в Эдинбург. Поездка сорвалась? – Она не сразу заметила забрызганную юбку подруги, мятое платье и волосы, растрепанные не меньше, чем у нее самой.
При виде Калландры Эстер широко улыбнулась. Ей стало тепло – и отнюдь не только физически! – как при возвращении домой после долгого путешествия в одиночестве.
– Я ездила в Эдинбург, – ответила девушка. – Вернулась ночным поездом. Моя пациентка умерла.
– О боже! Какая жалость! – отозвалась хозяйка дома. – До твоего приезда? Вот досада! И что же… – Тут она заметила выражение лица Лэттерли и осеклась. – Ты хочешь сказать… Это произошло при тебе?
– Да…
– Не следовало поручать тебе настолько больную женщину, – решительно заявила Калландра. – Бедняжка! Умереть не дома, да к тому же в поезде… Ты, должно быть, так расстроилась! По тебе видно. – Она тронула Эстер за руку. – Проходи и садись. Ты насквозь промокла. Ни одно из моих платьев тебе, конечно, не годится. Оно с тебя просто свалится. Надо взять что-нибудь у горничной. Вполне подойдет, пока просохнет твоя одежда. Не то еще…
– …умру, – со слабой улыбкой закончила медсестра. – Спасибо.
– Дэйзи! – громко позвала хозяйка служанку. – Дэйзи, пойди, пожалуйста, сюда!
В тот же миг в дверях столовой появилась изящная смуглая большеглазая девушка в кружевной наколке и с метелкой в руке:
– Да, сударыня?
– Ты примерно той же комплекции, что и мисс Лэттерли. Не одолжишь ли ты ей какое-нибудь платье, пока ее одежда не просохнет? Не представляю, как ей удалось так промокнуть, но с нее уже натекло целое озеро. Должно быть, замерзла, как в рождественскую ночь. И, пожалуйста, подбери ей какую-нибудь обувь. А заодно по пути попроси кухарку прислать в зеленую гостиную горячего шоколада.
– Хорошо, сударыня. – Горничная сделала легкий реверанс, бросив взгляд на Эстер, чтобы убедиться, что поняла все правильно, и пригласила ее следовать за собой.
Минут через десять медсестра уже была облачена в серое шерстяное платье, которое оказалось ей совершенно впору и лишь чуть коротковато, так что были видны чулки и башмаки, тоже одолженные у Дэйзи.
Они с леди Дэвьет сидели у камина, друг против друга, в одной из наиболее любимых хозяйкой комнат, оформленной в зеленых и белых тонах, с белыми дверьми и оконными переплетами. Прекрасная мебель розового дерева была обтянута кремовой парчой, а на столе стоял букет белых хризантем. Ладони Эстер приятно согревала чашка с горячим шоколадом, который она с удовольствием прихлебывала. Поразительно, как она умудрилась настолько замерзнуть! Ведь сейчас не зима и на дворе не так уж холодно… И все же она дрожала.
– Это от потрясения, – дружелюбно заметила Калландра. – Пей. Тебе станет лучше.
Лэттерли сделала еще один глоток и ощутила, как разливается по телу тепло.
– Еще вчера вечером все было в порядке! – воскликнула она. – Мы сидели и беседовали обо всем на свете. Ей хотелось поговорить еще, но ее дочь велела, чтобы она была в постели не позже четверти двенадцатого.
– Если она была здорова до последнего в своей жизни вечера, ей повезло, – отозвалась леди Дэвьет. – Большинство людей перед смертью болеют, часто неделями. Конечно, это удар, и все же о такой смерти можно только мечтать.
– Наверное, – задумчиво сказала Эстер. Умом она понимала, что подруга совершенно права, но чувство вины и сожаления не оставляло ее. – Мне она очень понравилась, – добавила девушка вслух.
– Тем более, благодари судьбу, что она не страдала.
– Я оказалась такой невнимательной, такой бесполезной! – возразила мисс Лэттерли. – Ничем не помочь ей в трудную минуту! Даже не проснуться! С тем же успехом я могла вообще остаться дома!
– Если она умерла во сне, моя дорогая, твоя забота ей попросту не понадобилась, – заметила Калландра.
– Может быть, вы и правы…
– Наверное, тебе пришлось кому-то сообщить об этом? Семейству?
– Да. Ее дочь и зять приезжали встречать ее. Дочь была потрясена.
– Естественно. Впрочем, бывает, что внезапное несчастье повергает людей в гнев и делает их совершенно невменяемыми. Она сердилась на тебя?
– Вовсе нет. Она была очень любезна, – горько усмехнулась сиделка. – Ни в чем меня не упрекнула, хотя могла бы. Кажется, больше всего ее расстроила невозможность выяснить, что хотела сказать ей мать. Бедняжка ждет ребенка, первенца. Она очень тревожится о его здоровье, и миссис Фэррелайн надеялась ее успокоить. Она была совершенно убита тем, что никогда не узнает, о чем же мать собиралась ей сообщить.