"Что ж, хоть какая-то польза от теперешнего подвешенного состояния", усмехнулась она.
Она стояла, глядя на зеленые цифры на панели, которые с каждой секундой уменьшаются на единицу, и ждала, когда раздастся дьявольский звон. Ей всегда казалось, что так звучит перегруженный ядерный реактор. Хотя была половина седьмого, за окном совсем стемнело - зима быстро и неумолимо приближалась. Сьюзен зябко поежилась, представив себе одинокие зимние вечера: ведь Марка рядом с ней уже не будет... Берт, конечно, не оставит ее, но она понимала, что он не заменит ей сына.
По возвращении домой после посещения адвоката на автоответчике ее ждало коротенькое сообщение от Лоренса: "Марк зачислен в муниципальную школу".
"Ну, ясное дело! - подумала она тогда. - Сунули мальчишку в какую-то идиотскую школу, чтобы у Лоренса под ногами не путался и Деборе не мешал вести ее образцовое хозяйство". Марк, однако, по-прежнему не подавал о себе никаких вестей, и Сьюзен решила оставить его в покое. Со временем сам во всем разберется, не стоит ему мешать. Однако она не ожидала, что решение это дастся ей с таким трудом.
И вот до встречи осталось только десять дней.
Сьюзен задумчиво уставилась наверное стекло в дверце микроволновой печи. Она никак не может ни на что решиться. То ей казалось, что после выходки Марка ей больше нечего терять; то боялась обнажить старые раны и потом об этом жалеть. Временами казалось, что у измученной апатией Сьюзен вообще нет никакого выбора, что она в принципе не вольна на что-то решиться. Она заметила, что стала хуже соображать, что тут же сказалось на ее работе в институте, - временами Сьюзен никак не могла придумать, чем бы ей занять студентов, она растеряла все свои ориентиры, всю свою энергию...
Громко сработал зуммер, и Сьюзен подскочила от неожиданности. "Господи, - подумала она, - ну когда же я наконец привыкну к этому агрегату?!"
Открыв дверцу микроволновой печи, Сьюзен вынула из нее дымящийся пластиковый поднос. Он оказался таким горячим, что она выпустила его из рук, и он, взметнув вверх тучу брызг, шлепнулся на стол. Глянув на мешанину из макарон с соусом, Сьюзен прислонилась к раковине и расплакалась.
- Господи! - взмолилась она. - Помоги мне!
Проговорив эти слова, она поняла, что Бог ей ничем не поможет: она отреклась от него много лет назад, наплевав на многовековые обычаи и традиции. Теперь ей не к кому было обратиться.
Откуда-то из глубины сознания всплыли слова, переведенные с древнееврейского псалма: "Да храни тебя Господь". Именно эти слова нараспев повторяла бабуля своей внучке, укладывая ее в постель. Лежа в уютной кровати под теплым одеяльцем, убаюканная монотонным шепотом старой доброй бабушки, маленькая Сьюзен погружалась в сладкую дрему. "Да храни тебя Господь..."
- Бабуля, - прошептала она. - Бабуля, что же мне делать?
Внезапно она поняла, где искать ответ. Именно к бабуле бежала маленькая Сьюзен со своими бесчисленными"
"почему". Ни к маме, ни к отцу, а к ней. Именно бабуля всегда советовала своей внучке, что сказать и как посту пить. Сейчас это была совсем древняя старуха, скрюченная артритом и прикованная к инвалидной коляске. Но Сьюзен чувствовала, что наконец-то настала пора рассказать ей все о своем прошлом. Лей Левин, пожалуй, единственный человек на свете, кому она может довериться, к кому может обратиться.
***
Ноги ее были прикрыты толстым пледом ручной вязки из ангоры, на согбенную спину накинута гобеленовая шаль, восковое лицо сплошь покрыто морщинами - как-никак бабуле исполнилось уже восемьдесят девять лет. Но взгляд ее старых глаз оставался по-прежнему острым и всепонимающим. И пока Сьюзен рассказывала ей свою историю о Дэвиде и о ребенке, от которого она отказалась, бабушка не отрывала взгляда от ее лица.