Когда Адам и Ева вкусили от древа познания и у них открылись глаза, чтобы узнать, что им хорошо, весьма хорошо, им стало плохо, весьма плохо. Потому что, чтобы получить все и больше, чем все, надо раньше все потерять. Человек — тварь, то есть фактичен, ограничен; чтобы стать причастным к бесконечной, вечной жизни, надо прорвать свою ограниченность, это — боль бытия: многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божье (Деян. 14, 22). Поэтому, когда у Адама и Евы открылись глаза, чтобы увидеть, что им хорошо, им стало плохо, весьма плохо.
Нарушение Божьей заповеди грех. Адам и Ева нарушили Божью заповедь. Тогда вслед за соблазном вошел в мир грех и зло. Кто виноват за зло? Никто. Бог не виноват за него: Он запретил вкушать от древа познания. Змей не виноват: Бог не запретил ему соблазнять. Адам и Ева тоже не виноваты: они не знали, что змей обманщик, и они хотели, чтобы у них открылись глаза, ведь и Бог хотел этого. Адам — пример и образец меня. Поэтому и меня соблазнил змей, и я вкусил от древа познания, и я пал. Формально я нарушил заповедь Божью: Он сказал мне: не вкушай от древа познания, а я вкусил. Но по существу я не нарушил, я именно исполнил то, что Бог хотел: Он хотел, чтобы у меня открылись глаза, чтобы я узнал, что мне хорошо. И все же грех на мне, вина за мой грех на мне, хотя я и не виноват. Я не говорю здесь о том, что я виноват за каждый мой определенный поступок, за каждую мою мысль. Здесь грех явный, и в каждом определенном случае я могу сказать, в чем мой грех. Но я говорю о моем первоначальном грехе, о моей первоначальной вине за грех, которая и есть causa finalis всякого моего прегрешения, ведь я уже рождаюсь грешником и здесь неправильно сваливать вину на Адама или на змея. Мой первородный грех реализуется в каждом моем грехе, в каждом отдельном грехе я вижу свою вину, и я виноват, но в то же время за сам грех я не отвечаю, я не виноват за него, так как, во-первых, я не могу не грешить и, во-вторых, грех открывает мне глаза, то есть через грех я совершаю именно то, что Бог и желает.
Я не могу не грешить. Но из этого не следует, что я должен грешить. И вина за каждый определенный грех лежит на мне, только на мне, и даже вина за грехи моих ближних — тоже на мне. Это я ясно чувствую, ощущаю, сознаю и каюсь. Я говорю о другом: грех входит в мир через меня, Адам здесь только пример и образец меня. Каждое мгновение через меня входит грех в мир. Поэтому я отвечаю не только за свой грех, но и за грех моего ближнего. Но этот грех и зло к добру: чтобы у меня и моего ближнего открылись глаза. Тогда я не виноват за грех, не за определенный, за него я отвечаю, но за саму мою греховность. Но нельзя отделять греха, который через меня вошел в мир, от конкретного греховного поступка, через который грех вошел и входит в мир. Грех не вообще вошел в мир, а сейчас через меня, через мой греховный поступок, через мою греховную мысль. Поэтому и последняя вина на мне, хотя я и не виноват. Я всегда виноват: и когда виноват и когда не виноват. Я виноват уже тем, что я есть, что я сотворен, хотя и не я сам себя сотворил, а Бог меня сотворил. Это тайна греха: ни Бог, ни змей, ни я не виноваты за грех. И все же вина за грех на мне. Я это ясно чувствую и сознаю, в этом сознании своей вины, даже когда я не виноват, у меня открываются глаза, чтобы и я увидел, что мне хорошо, все весьма хорошо.
Когда у Адама и Евы открылись глаза, они увидали, что они наги. Как и в рассказе о Хаме, подсмотревшем наготу своего отца, и здесь имеется в виду нагота духовная. Это подтверждается словами Бога к Адаму: откуда ты знаешь, что ты наг? Нагота связывается здесь со знанием наготы. Адам и до грехопадения был наг, но он не знал, что он наг, поэтому нагота и не ставилась ему в вину. Но теперь, когда он знает, что он наг, нагота — его грех и вина, хотя он и не виноват, что он наг, таким сотворил его Бог.
Творение мира и человека — один простой акт Бога, я называю его естественно-сверхъестественным, потому что, во-первых, это сверхъестественный акт, ни один человек, ни одна тварь не может сотворить мир из ничто, во-вторых, это естественно-сверхъестественный акт, потому что для Бога сверхъестественное естественно. Я ввожу этот термин, потому что теологи приписывают акту творения еще второй момент — благодать, то есть сверхъестественное, которой (благодатью) Бог наделил Адама, а потом убрал ее от него, отчего он и пал. Но введение лишних сил в научное объяснение нецелесообразно. То же и в теологии. Я не понимаю, зачем надо вводить в творение мира благодать: до грехопадения не было различия царства природы и царства Благодати, все было естественно-сверхъестественным. Вводить же благодать только для того, чтобы объяснить грехопадение, все равно ничего не объясняет, переносит непонятное в другую инстанцию и только усложняет, вызывая новые вопросы: почему Бог вдруг убрал от Адама Свою благодать?