Я посмотрел на нее и смахнул локон с ее лица. Что, если бы у меня было такое же ядовитое прикосновение, как у моего отца? Что, если я не защищаю, а только разлагаю?
— Не надо.
Я посмотрела на тетю Елену, которая стояла у лестницы, сжимая в руках черную шелковую ночную рубашку, волосы каскадом рассыпались по ее плечам.
— Не позволяй воспоминаниям об отце и о том, что случилось с твоей матерью, отравить твои чувства к ней.
Инстинктивно я крепче прижал Милу к себе, а ее глубокое дыхание подтвердило мне, что она все еще крепко спит.
— Как я могу не позволить? В моих жилах течет та же ядовитая кровь, что и в жилах моего отца.
— Душа человека находится в его крови, а твоя душа совсем не похожа на душу твоего отца.
— Я уже убивал раньше. — Я посмотрел на нее. — В своей жизни я сделал больше плохого, чем хорошего.
— Из-за твоего отца — да. Но не из-за того, кто ты есть.
— Тогда почему мне это нравится? — Спросил я. — Почему мне нравится убивать? Почему пролитая кровь и месть заставляют меня чувствовать себя непобедимым и испытывать прилив сил, который не может дать ни один наркотик?
Елена подошла ближе, прижимая к груди ночную рубашку.
— Потому что это пересиливает боль. Это заставляет тебя чувствовать что-то, кроме ненависти и горя… как и она. — Она посмотрела на Милу. — Она заставляет тебя чувствовать что-то, что заглушает боль… не так ли?
Я сжал челюсти и посмотрел в сторону солнечных лучей, которые начали появляться на краю океана.
— Признайся, Марчелло, — призвала Елена, понизив голос, чтобы не мешать Миле. — Ты что-то чувствуешь к этой девушке, что-то гораздо более сильное, чем то, что питает твою жажду мести отцу.
— Этого не было в планах. — Гнев вспыхнул, как это всегда бывало, когда в разговоре всплывала тема моего отца. — Она не должна была быть никем, кроме пешки.
— И все же она большее. Посмотри на нее. Она спит в твоих объятиях, Марчелло. Мне кажется, я никогда не видела, чтобы она выглядела такой умиротворенной. И я определенно никогда не видела тебя таким растерянным, таким противоречивым. Это значит, что что-то есть. Что-то есть между вами двумя.
— Что ты пытаешься сказать, тетя? — Я огрызнулся и опустил взгляд, чтобы убедиться, что не потревожил Милу, которая слегка зашевелилась и глубже прижалась к моей руке.
Елена повернулась к лестнице и посмотрела в мою сторону.
— Я говорю, что настанет день, когда тебе придется принять решение. Продолжать войну с отцом… или с ней. Ты не сможешь получить и то, и другое. Не с такой девушкой, как она.
Предупреждение опустилось на меня, как завеса, — темная, грозовая туча, грозящая открыть врата ада. Я чувствовал это, чувство предчувствия, которое последовало за словами Елены, когда она уходила. По правде говоря, Елена не сказала мне ничего такого, чего бы я уже не знал. Я знал, что Мила изменилась с того самого дня, когда подложил свинец в череп Брэда. Если бы она была любой другой женщиной, она бы сломалась. От страха она бы сделала все, что я ей велел. Но только не Мила. Она бросала мне вызов при каждом удобном случае, и в ее темных глазах горел огонь, даже сквозь слезы. Этот огонь интриговал меня, заставлял поступать не так, как я планировал. А теперь посмотрите. Вот мы здесь, и она спит, как чертов ангел, в моих объятиях на рассвете, как будто мы любовники, живущие в своем собственном мире. Но это было не так. Это был мой мир. Это был мой ад, и я увлек ее за собой.
Я откинул голову назад и уставился на океан перед нами. Прошлая ночь повторялась в моей голове. Вспышки. Образы. Как лунный свет танцевал на ее коже. Как она отдала себя всю, доверившись мне, перегнувшись через выступ, и только моя рука на ее талии удерживала ее от падения. Это было пугающе и в то же время чертовски красиво. Когда я глубоко погружался в нее, меня поглощало не стремление к удовольствию. Не похоть, пылавшая в моих венах, подпитывала меня. Это была она. Милана Катарина Торрес. Женщина, которая показала мне себя в самом слабом, самом уязвимом месте. Я. Монстр, который вырвал ее из ее мира. Дьявол, который протащил ее через ад, не задумываясь о том, как пламя сжигает ее.
Эгоистичный ублюдок.
Таким я и был. Вся власть и деньги мира не могли сделать меня лучше. Нужна была только она… сирота, чтобы я захотел стать лучше. Но как? Как я превратился из человека, который так долго был одержим жаждой мести, в человека, единственной целью которого была защита того, что было ему дороже всего на свете?
Мила зашевелилась, прижавшись щекой к моей груди. Я взял ее руку и приник к ней губами, чтобы поцеловать, как нежный любовник. Мужчина, который молча поклялся сделать все возможное, чтобы уберечь свою жену.