— Этот крестик со мною с юности. Мне подарил его дядя со словами, что он принесет удачу и защитит от зла. Я носила его долгие годы, пока шея не стала слишком толстой. Дженни хотела, чтобы он достался ей, но она и без того унаследует много всего, когда меня не станет, и я сказала ей, что собираюсь отдать его вам. Наверное, вы единственный человек, кому она согласилась бы его уступить. Вещица не дорогая, не подумайте, но я хочу, чтобы она осталась у вас, преподобный. Сдается мне, вам еще встретится немало душ, нуждающихся в защите. Отдайте этот крестик кому-нибудь из них.
Адам замер в неподвижности, не смея поднять глаз. Он вдруг необычайно остро осознал, что скоро ему уже не придется приходить в этот дом.
В его жизни временами выпадали минуты, подобные этой. Неожиданно случайное слово или поступок одного из прихожан глубоко трогали Адама. Он знал, что эти мгновения что-то неуловимо переиначивают в нем, как морские волны меняют очертания континентов. Он становится лучше, добрее, человечнее, мудрее… но вместе с пониманием подчас приходит боль.
Откашлявшись, он поднял голову.
— Благодарю вас, леди Фенимор. Я буду бережно хранить ваш дар и, надеюсь, сумею достойно им распорядиться. Жаль, что я не знал вас раньше.
— О, преподобный, если вам и теперь доставляет удовольствие мое общество… А сейчас закройте, пожалуйста, дверь, я собираюсь вам кое в чем исповедаться. И я не хочу, чтобы меня слышала Дженни или кто-то еще.
О! Адам невольно задумался, сколько еще неожиданностей его подстерегает. Поднявшись, он закрыл дверь и вернулся к стулу.
— Возможно, вас это удивит, молодой человек, но в былые дни я была хороша собой.
— Не сомневаюсь. У вас удивительные глаза.
— Такой молодой человек, как вы, флиртует со старухой вроде меня, — весело фыркнула леди Фенимор. — Постыдились бы! А еще духовное лицо.
— Да, вы правы, я слаб, приношу покаяние в грехах своих.
Почтенная дама не удержалась от смеха и снова зашлась в приступе кашля, а после, отдышавшись, потянулась за платком. Адам терпеливо ждал. Она прочистила горло.
— Какая жалость, что в конце концов вы женитесь на одной из этих деревенских куриц и обзаведетесь выводком красивых, но скучных детишек.
— Подумайте, леди Фенимор, возможно, вы оказываете плохую услугу молодым девицам Пеннироял-Грин.
— Но так и случится, если только не вмешается случай. Как в истории с той девчонкой Редмонд.
— Теперь мисс Вайолет Редмонд замужем за графом. — Адаму не было нужды спрашивать, о какой девчонке Редмонд идет речь. Все в городке знали, что однажды Вайолет, поссорившись с поклонником, угрожала броситься в колодец и едва не выполнила свою угрозу — пришлось оттаскивать ее от края.
«Возможно, все графини отличаются вздорным характером», — пришло в голову Адаму.
— Но ведь он не настоящий граф, а какой-то полудикарь, верно? Одним словом, американец, — презрительно скривилась пожилая леди.
— Графу Ардмею даровал титул сам король.
— Король… — пренебрежительно фыркнула леди Фенимор, будто происхождение короля тоже представлялось ей сомнительным. — Но, как я уже сказала, преподобный, только брак и супружеское ложе способны открыть глаза мокрой курице, превратив ее в женщину. — Адама не смутило, что разговор с прихожанкой вдруг свернул на столь щекотливую тему, как брачный альков, — история его жизни в целом, да и события этого дня научили его ничему не удивляться. — Да, все они курицы. Скучные и пугливые. А я иногда люблю бросить вызов судьбе! Однако всякой благовоспитанной молодой женщине полагается быть курицей, и долг ее матери — позаботиться об этом, — добавила леди Фенимор тоном, не терпящим возражений. — Моя Дженни тоже курица.
Адам подумал о Дженни, мягкой и уступчивой, но тотчас его мысли обратились к другой женщине — воспоминание кольнуло пастора, словно заноза. Он вновь услышал резкий ирландский выговор графини Уэррен и ее протяжный вопль: «Ах ты, проклятый здоровенный…» Уж эта особа определенно не была курицей. Хотя Адам представления не имел, кто ее воспитывал. И как ее, собственно, следовало бы назвать.
— А теперь я кое-что скажу вам, молодой человек. Это слишком давно терзает меня, а мне недолго осталось жить, сами знаете.
— Только с ваших слов, — беззаботным тоном отозвался Адам.
Пальцы старой женщины скользнули по покрывалу и нашли руку пастора. Он сжал ее сухую, почти бесплотную ладонь, в которой, казалось, остались лишь кости, обтянутые ветхим шелком. Однако в этой руке еще сохранилась сила.