Вскоре я поняла, что не одинока. Всем жителям деревни не хватало его — его доброй улыбки, манеры разговаривать и держаться, давать советы и просто жить нашей жизнью. Мы приходили в церковь, где был уже другой священник, которого нам прислали, но это было не по велению сердца и души, а лишь как исполнение долга. Родители забрали своих детей из воскресной школы. Было невероятно тоскливо. Приближалась зима.
Новый священник весьма успешно пользовался всем тем, что удалось исправить и наладить Беранже, получая его жалованье. А вот уважением он не пользовался да и вообще был отталкивающей личностью. Люди к нему не тянулись.
А мама продолжала обвинять отца в отъезде Беранже. Когда же он пытался отшутиться — она обижалась и устраивала сцены, заканчивающиеся скандалом. Вскоре после нескольких недель такого поведения отец не выдержал и сказал:
— Послушай, Изабель, может, тебе и плохо, но я тут не виноват. — Он взял бумагу и продолжил: — Давай напишем петицию, протест, соберем подписи всех жителей деревни и отправим в Духовенство. Пусть его восстановят, может, тогда ты успокоишься и поймешь, что моей вины в этом нет! Моя подпись будет первой. Обойди как можно больше людей и направь это мэру.
— И что мэр с этим будет делать? — недоверчиво спросила моя мать, но прошение из рук отца взяла.
— Не знаю. Но, возможно, он поможет нам.
На следующий же день мама составила прошение. К первым за подписью она пошла к мадам Готье и мадам Пол, которые с радостью согласились его подписать. Через неделю, собрав более чем сотню подписей, прошение отнесли мэру Лапорту. Он поставил необходимый штамп, свою подпись, наклеил марку и повез в Духовенство со всеми надлежащими почестями.
Моя жизнь после отъезда Мишель с Жозефом в Карказон через несколько недель после свадьбы и переезда Беранже превратилась в довольно тоскливое одинокое существование. Чтобы как-то отвлечь себя, я стала ходить к мадам Лапорт гораздо чаще, чем прежде, и просиживала у нее дольше обычного. Если же она была занята, она оставляла меня в библиотеке, где я с удовольствием читала ее книги. Ее странная черная кошка составляла мне компанию. Я читала Золя, Вольтера, Гюго, Флобера и Стендаля в полной изоляции от окружающего мира, болтаясь по просторам знаний, вдыхая жизнь, реальную и не очень, отделяясь от всех жителей деревни. Я читала Дарвина «Эволюция человека» и была поражена его доводами о происхождении людей. Самое большое внимание я уделяла церковной литературе, этот вопрос по-прежнему волновал и захватывал меня. Я пыталась найти как можно больше литературы о Христе, я читала, много размышляла, увязывая полученные знания с тем, что происходит в нынешнем мире. Все больше и больше я разочаровывалась в поступках Беранже относительно безотчетного принятия деяний Церкви. Я стала уговаривать себя, что он слишком взрослый, с ним не может быть интересно такой девушке, как я, и почему раньше я не общалась с другими парнями из деревни, и почему не могла себя представить влюбленной в кого-то другого? Это было бы очень даже и неплохо.
Мое столь углубленное погружение в мир знаний имело и обратную сторону: мне все сложнее и сложнее было покидать библиотеку мадам и возвращаться в наш маленький убогий домик, где постоянно гулял сквозняк и дуло изо всех щелей. Пока я что-то делала по дому, мысли мои путешествовали по Парижу, где женщины ходили с пудельками в сумочках, по Бразилии, где мужчины покоряли опасную Амазонку, борясь с крокодилами и непредсказуемостью течения, по Западной Америке, славившейся своими сказочными пейзажами. Вскоре у меня появилась мечта — попутешествовать по свету, увидеть своими глазами все то, о чем я читала в библиотеке мадам Лапорт.
Я перестала скрывать от матери, что часто посещаю мадам Лапорт. Как-то вечером она спросила, куда я собралась, и я ей обо всем рассказала. К моему удивлению, реакции, которой я ожидала, не последовало. Она не стала меня ругать, лишь, в свою очередь, удивилась, почему я не сказала ей об этом раньше. А еще она сказала, что все это время думала, что я пропадаю с каким-нибудь молодым человеком. Потом она поинтересовалась, почему я туда хожу, и я ответила, что у мадам очень много исторических книг и мне нравится их читать. Тогда она кивнула. Мама была за образование, и вообще она считала, что я могу проводить свое свободное время так, как мне нравится. И все же она спросила:
— Почему ты проводишь все свое свободное время в одиночестве, ведь девушки твоего возраста, и такие же хорошенькие, проводят его совершенно иначе?